Среди роз
Шрифт:
— Мои вещи… — спохватилась она, но он резко перебил ее:
— Мэри соберет их и привезет в замок. Да, Женевьева, я уже повидался с вашей горничной. Эта кроткая девушка боится навлечь на себя гнев короля. И нового хозяина Иденби.
Они вновь вышли, в коридор. Женевьева едва поспевала за Тристаном.
— А сэр Хамфри? — вдруг вспомнила она. — Неужели вы…
— Убил его? — подсказал Тристан. — Нет. Женевьева, довольно вопросов. — Он угрожающе прищурился, всем видом давая понять, что его терпение на исходе. — Сэр Хамфри старый и преданный рыцарь. И хотя он был участником заговора, я не держу
Женевьева опустила голову и послушно пошла за Тристаном, размышляя о судьбе несчастного сэра Хамфри. Тристан шагал так стремительно, что вскоре они уже оказались во дворе, залитом солнечным светом. Неподалеку от двери Женевьева заметила мужчин, гербы на доспехах которых были ей знакомы. Все они сидели на лошадях и ждали.
В душе ее вспыхнула надежда. Она была отличной наездницей. Как только они покинут Лондон, надо попытаться бежать!
— А где моя лошадь? — спросила Женевьева. Тристан не ответил, и она удивленно вскинула голову. Он с насмешкой смотрел на нее.
— Леди, однажды вы уже совершили глупость, напав на мужчину и приказав похоронить его. Не пытайтесь второй раз провести меня. Вашу лошадь приведут в замок позднее. А это путешествие вы проделаете в экипаже!
И, не дожидаясь ответа, Тристан потащил ее по грязной дороге к плетеному возку и втолкнул в него, Женевьева попыталась вырваться.
— Постойте! Так я никуда не поеду! Мне станет дурно! Выпустите меня отсюда!
Дверца за ней захлопнулась и тут же была закрыта на засов. Беспомощно толкая ее, она услышала резкое щелканье бича. Возок качнулся, и ее отбросило к другой стенке. Ударившись о противоположное сиденье, она вскрикнула.
Пытаться удержать равновесие в шатком возке было нелепо. Под деревянными колесами захлюпала дорожная грязь, застучали камни. Прошла целая вечность, прежде чем экипаж покатил медленнее, покачивание стало монотонным, Только тогда Женевьева задумалась о своей судьбе. Она сердито сбросила головной убор, который еще сегодня утром был элегантным и роскошным. Тристан не станет спешить с убийством. Он будет ждать, придумывать для нее новые и новые муки, чтобы насладиться местью…
Нет! Такого удовольствия она ему не доставит! Он не узнает, как ей страшно. Никогда! Женевьева мысленно повторила клятву и стиснула кулаки. «Будь гордой и твердой», — сказала она себе, и эти слова приободрили ее.
Наступила ночь, но экипаж все катился вперед. Неужели Тристан решил загнать лошадей? Женевьева усмехнулась. Впрочем, какая ей разница? Измученная тряской, она устроилась в дальнем углу и мгновенно уснула.
Женевьева проснулась, и ее тотчас охватило смятение. Сначала ей показалось, что она видит очередной сон. В предыдущем она бежала куда-то и наткнулась на Тристана. Страх сковал ее тело, лишил возможности двигаться, бороться с притягательным огнем его глаз…
Она вздрогнула, осознав, что давно не спит. И тут же вспомнила, как оказалась в этом душном и тесном возке. Сквозь прутья пробивался свет — значит, наступило утро. Экипаж стоял на месте.
Женевьева вдруг поняла, что ей срочно необходимо выйти, и как раз в этот
— Доброе утро, леди Женевьева. — Тристан преувеличенно низко поклонился. — Надеюсь, вам хорошо спалось?
— Мне надо выйти, милорд, — смущенно пробормотала она.
— Разумеется. — Он подал ей руку. Поняв, что выбора нет, Женевьева приняла ее. Едва коснувшись ногами земли, она чуть не упала от усталости. Тристан поддержал ее, обхватив за талию и обдав теплом. Женевьева поспешно высвободилась и огляделась.
Они остановились в дремучем дубовом лесу. Между деревьями стлался таинственный туман. Вокруг было тихо, лишь изредка вскрикивала утренняя пичуга, да пересмеивались мужчины, которые сидели у костра, поедая какое-то ароматное кушанье.
Неужели Тристан не предложит ей позавтракать? Может, для начала он решил помучить ее голодом?
— Так мы идем? — поторопил он.
— Куда? Мне надо остаться одной.
— Это невозможно.
Женевьева изумленно взглянула на него. Должно быть, Тристан задумал устроить ей самую жестокую пытку. По натуре она была довольно застенчива и даже не могла себе представить, как…
— Прошу вас! — в отчаянии прошептала девушка.
— В прошлый раз, поддавшись вашим уговорам, я оказался в каменной могиле, — сухо напомнил Тристан.
— Но куда же я денусь? Что мне делать?
— По-моему, ваша находчивость безгранична, — возразил он. Вздохнув, Тристан добавил: — Идемте к ручью. Но предупреждаю: не пытайтесь сбежать, иначе больше я не оставлю вас одну ни на минуту.
Они углубились в лес, где слышалось журчание ручья. Над землей и там висел утренний туман, поэтому идти было страшновато, но еще страшнее — ощущать прикосновение руки Тристана. Женевьева украдкой метнула на него взгляд, не понимая, почему он вдруг смягчился. Но лицо Тристана по-прежнему напоминало маску; он презрительно усмехнулся, и вдруг ей показалось, что этот человек похож на ястреба, высматривающего добычу.
Мирное журчание ручья почему-то насторожило Женевьеву. Наконец Тристан отпустил ее.
— Кусты впереди, — сказал он. — Возвращайтесь немедленно — иначе поплатитесь за это.
Оставшись одна, Женевьева с тоской огляделась. Лес казался ей таким густым и дремучим! В нем было так легко спрятаться! Но не прошло и минуты, как она вернулась к Тристану. Он ждал, поставив ногу на ствол поваленного дерева и скрестив руки на груди. Женевьева подошла к берегу ручья.
Тристан бесшумно догнал ее и схватил за руку, окончательно напугав. Должно быть, ее глаза выдали страх, поскольку он вдруг рассмеялся.
— Я лишь придержал ваши волосы, чтобы они не намокли! Только и всего.
— Это ни к чему. — Женевьеву пугали прикосновения Тристана, его близость, ощущение силы и чистый мужской запах. Ее мучила жажда. Заставив себя не думать о Тристане, она напилась. Он бесцеремонно потянул ее за волосы:
— Довольно! — и повлек к экипажу.
Она с вожделением взглянула на костер. От голода у нее урчало в желудке, предстоящее путешествие в тряском возке вселяло ужас.
— Нельзя ли мне немного побыть у костра? — спросила Женевьева. Тристан покачал головой — с таким видом, словно она смертельно надоела ему.