Срединный пилотаж
Шрифт:
А я до того никогда винт на кристалл не ставил.
Методика? Да, не гоношись, приколю потом, как дело дойдет.
Вот, значит, отбил я мет, выпарил его растворчик и получились у меня снежной красоты кристаллики. Целых полграмма. Ну, я их сныкал, чтоб потом толкнуть кому задорого, а сам смотрю – вторяк у меня остался.
И мысль такая: «Винта была десятка. В ней – граммушник по эфу. Выбилась половина. Значит, во вторяках, как пить дать, еще полграмма бултыхается. Грех такому делу пропадать!»
Ну, залил я их кислой, до нейтралки, выпарил,
И вот тут я оголтел.
Развел все, что получилось в трех квадратах, выбрал. Раствор мутноватый получился. Но, думаю, хуй бы с ним, все одно – поставлюсь. Не охота чистяк на себя тратить было. А почему? Ибо мудак был!
Ну, и поставил я себе этот винтовой вторяк аж с ветерком. Сижу, прихода жду. И тут он пришел:
Но не такой, как всегда. Плохо мне стало. Охуительно плохо. И ведь не передоза то была. Передозу-то я всяко знаю. А такая поебень, что понял я – ща сдохну, на хуй.
А я на кровати лежу. Пот резко прошиб. Ледяной, такой, нехороший, липкий, как у покойника. И соображаю, что надо бы мне срочным образом в сортир и там проблеваться. А потом понимаю, что не успею. И что пришел моей красивой молодой торчковой жизни последний пиздец. Сердце булькает, останавливается, дышу и то через силу. И мысль такая: «Выжить надо! Любой ценой, но выжить!»
И тут меня отрубило.
Очнулся на полу. Мокрый, как: В общем, не бывает такой мокроты на свете. А я лежу в этой луже пота:
Как на пол попал – не знаю. Я ж на кровати был.
И, главное, дрожу весь. Трясусь, что твой отъебальный молоток. И потею. И хуёво так, как даже в сказках не бывает.
И втыкаю я, что если дышать не буду – то второго прихода пиздеца уж точно не переживу. А дышать-то и неохота! Пришлось свою тушку заставлять.
А сам-то на полу, мокрый. Холодно, блядь, а я ничем, кроме глазей и пошевелить не могу. Дышу только. Да глазищами ворочаю. А они, падлы, захлопнуться норовят. Я ж догоняю, что закрою я их – и навсегда, ебаный в рот.
Ой, бля, как я тогда зенки раздирал и дышал!.. Как я тогда жить хотел!..
Сколько времени прошло – не знаю. Но получшело децел. Смог я тогда руку протянуть и одеяло с кровати на себя стащить. Накрылся. Потеплело
– еще хуже стало. Ну, я перестремался. Опять задышал.
Подышал-подышал. Уф-ф-ф. Наконец, отпускать стало. Мотор поровнее застучал, но в тушке такая охуенная слабость, что ни ебаться. Смог я тогда на будильник глянуть и время понять. Два часа меня не было! Врубись! Два часа я, типа, в коме валялся. Выжил – не то что чудом, маловато это блядское чудо для того, что я выжил тогда, невъебенным чудом я тогда выжил!!
А еще через час я только зашевелиться смог.
Пошевелился, приподнялся и понял, великовата лужа, в которой я валяюсь,
что говно какое полудохлое, для того, чтоб я ее выпотел. Значит, обоссался-таки. И трусы насквозь мокрые. А
Ты думаешь, это все? А хуй! Я еще, как оказалось, и обосрался, до кучи!
Уж не знаю, как дополз до мета в кристаллах, не знаю, как располовинил и забодяжил. Ну, знаю, конечно: Я ползу, по ногам говно течет, след оставляет. А подняться-то не могу. Сил нет.
Едва руку поднял, чтоб стакан с водой со стола взять, он, хорошо, что не краю стоял. Да и то, расплескал половину и чуть из пальцев не упустил.
А мет-то у меня под столом сныкан был. Его попроще найти было.
А баяны – на столе: Не достать: Пришлось тот, что я вторяк этот ебаный в себя впрыскивал, промывать. Бля-я-я:
Как вспомню, как тогда похуеет:
Выбрал треху воды, остальное выпил. Вылил из баяна в стакан обратно и кристалла туда сыпанул. Щедро сыпанул. И выбрал.
В общем, поставил себе сотки три кристалла.
Как?
А в мышцу, бля! Какие, на хуй, вены?
Хорошо, что я, когда выпаривал всю эту канитель, проследил, чтоб он нейтральным был: А то б – абсцесс, в пизду!
Минут пять прошло. Может, меньше: Все, чую, отпускает. Сила появилась, настроение: Только тогда я подняться смог.
Забрался в ванну, говнище с себя смыл, потом пол вымыл, пододеяльник постирал:
И понял, прав был Чевеид Снатайко. Накрепко в меня то правило вошло. Не оголтевай, бля, коли жив остаться хочешь. Да и вообще, ширяться без культуры – сторчаться без пизды!
Понял, торчалка доморощенная?
А то «догнаться, догнаться»: Хуй тебе, а не «догнаться»!..
39. Братик заболел
Нет, совсем уж детьми мы тогда уже не были. Но выглядели достаточно
молодо. Кто отличит по внешнему виду студента-второкурсника от десятиклассника? Мало таких, правда? Вот в том-то все и дело.
Но молодость эта наша не мешала нам быть уже прожжеными торчками. Винтовыми. Варили, мутили, трескались, ебли девок по общагам… Ну и прочее такое…
Но была проблема. Исходник. Если химикаты достать было почти просто. Жили в общаге студенты из хим-вузов, они-то и таскали и стендаля, и тягу фирменную. Ну, и сами приобщались к винтовой культуре: Но речь сейчас не об этом, а о том, как мы навострились совершенно бесплатно доставать то, что нам надо.
Эх, русский народ, русский народ: Широка твоя душа:
С радостью ты бьешь незнакомому человеку ебало, а потом, как пройдет угар от синьки, водовки, али портвея дешевого, готов лобзаться с ним и раны его, тобой же нанесенные, любовно залечивать! А уж по трезвяку кому занедужившему помочь – так то вообще – и просить-то почти не надо. Сам пойдешь ты навстречу болящему и скорбящему. Утешишь, полечишь. И не только лекарством или словом добрым, а нальешь ты больному стакашку водочки, ибо по твоим понятиям – стакашка водочки – первейшее лекарствие.