Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья
Шрифт:
Ремонтно-строительные работы на оборонительных сооружениях VII в., выявляемые раскопками, часто связаны с закладкой бойниц или превращением их в ложные, а также с утолщением оборонительных стен: к основной стене пристраивались дополнительные кладки, закрывавшие бойницы в основной стене, что было вызвано стремлением увеличить толщину оборонительных стен. Вероятнее всего, эти противотаранные мероприятия были вызваны применением арабами стенобойных устройств — манджаник (Беленицкий, Маршак, 1978).
Важную роль в системе оборонительных сооружений играли рвы, окружавшие весь город (Кафыркала) или только цитадель (Узбеконтепе, Кафирниганкала и др.). Глубокий (около 5 м) и широкий (около 50 м) ров вокруг городища Кафыркала являлся труднопреодолимой преградой для нападающих. Существовали и протейхизмы (Кафыркала),
Широкий круг раннесредневековых памятников, детально исследованных в Северном Тохаристане (Аджинатепе, Кафыркала, Кафирниганкала и др.), свидетельствует о существовании в VI–VIII вв. северотохаристанской школы зодчества (Литвинский, Зеймаль, 1971, с. 56; Литвинский, Соловьев, 1985, с. 49–88, 130–134) со своими планировочными и архитектурно-декоративными принципами, для осуществления которых применялся богатый арсенал конструктивных решений и приемов (арки клинчатые и выложенные из кирпичей, расположенных плашмя к архивольту; перспективно-арочные тромпы; своды клинчатые и выложенные наклонными отрезками, перекрывавшие пролеты до 3,5 м, с использованием как прямоугольного кирпича, так и трапециевидного; сооружение пазушно-разгрузочных сводиков; разные типы сложных купольных перекрытий и т. п.). Специфические отличия архитектуры Северного Тохаристана от архитектуры Согда и других областей Средней Азии отчасти, видимо, объясняются влиянием здесь традиций буддийского зодчества (Литвинский, Зеймаль Т., 1971, с. 43–45), оказавшего впоследствии несомненное влияние и на мусульманскую архитектуру. Еще B.В. Бартольд писал о генетической зависимости планировки мусульманского медресе от буддийского монастыря и указывал, что, вероятно, «родиной медресе были местности по обе стороны Амударьи» (Бартольд, 1964, c. 30). Возможно, тохаристанские буддийские купольные святилища «участвовали» в сложении среднеазиатского центрического мавзолея (Литвинский, Соловьев, 1985, с. 132–134).
Практически на всех раннесредневековых памятниках Северного Тохаристана широко представлены наконечники стрел из железа, повторяющие в целом набор, характерный и для остальных среднеазиатских областей в VII–VIII вв. (Литвинский, Соловьев, 1985, с. 101–103): трехлопастные наконечники с треугольным и ромбическим контуром головки (табл. 89, 19–24); трехгранно-пирамидальные и бипирамидальные, четырехгранно-пирамидальные, конусовидные, пулевидные черешковые наконечники с повышенной пробивной способностью (табл. 89, 18); двух- и трехлопастные вильчатые наконечники, видимо применявшиеся при охоте (табл. 89, 13, 17, 25). Несколько железных трехлопастных черешковых наконечников дротиков были найдены в слое середины VIII в. на Аджинатепе (табл. 89, 11, 14). Известны и наконечники копий (табл. 86, 15). Парадным оружием знати были кинжалы (табл. 89, 9), известные по изображениям в живописи (Литвинский, Зеймаль Т., 1971, с. 166–167; Зеймаль Т., 1985, с. 165, 171, 187).
Археологические находки дают представление о наборе орудий труда и инструментов, использовавшихся в раннесредневековом Северном Тохаристане: ножи однолезвийные, с вогнутым или прямым лезвием, насаживавшиеся на ручку с помощью черешка (табл. 89, 7, 8); ножницы разных размеров (табл. 89, 12); долотовидный инструмент (клиновидный втульчатый, с шириной лезвия 4 см); гвозди, круглые в сечении, со шляпкой (от 3 до 12 см); скобы в виде двух параллельных пластин, скрепленных штырями (табл. 89, 4).
К концу VII в. относятся найденные на Аджинатепе мотыга (треугольной конфигурации,
Опираясь на стратиграфические наблюдения, керамику можно подразделить на несколько хронологических групп.
Первая группа — от второй половины IV — первой половины V в. (слой Яван I, горизонты 2, 3; поселение Актепе в Кобадиане; верхний Болдай; верхний слой на городище Зартепе; верхний слой на цитадели Шахринауского городища и др.). Вторая группа — конец V — середина VI в. Куевкурган, средний слой Безымянного городища; верхний слой на цитадели Зартепе, замок Амирбобо III и др.). Третья группа — вторая половина VI — первая половина VII в. (Хосиеттепе, Хайрабадтепе, закрытый комплекс в крепости Нижний Уртабоз — замурованная кладовая и часть коридора, слой КФ II на городище Кафыркала и др.). Четвертая группа — вторая половина VII — середина VIII в. (Аджинатепе — основной слой, слой КФ I на городище Кафыркала; Нижний Уртабоз — слой I–II; замок Амирбобо — I–II; Кулаглытепе и др.).
Керамика второй половины IV — первой половины V в. (так называемый кушано-сасанидский комплекс (Зеймаль Т., Седов, 1979), или «комплекс зартепинского типа» (Археология СССР, 1985, с. 256)) типологически непосредственно продолжает традиции керамического производства кушанского времени, не только сохраняя изящество формы и высокое качество отделки, но и развивая их. Именно в это время появляются новые способы отделки поверхности сосудов: узорчатое лощение по ангобу, резьба, штампы, налепы. На обширной территории наблюдается поразительное единство в репертуаре форм и декоративных приемах. Особенно это проявляется в парадной столовой посуде, усиливается воздействие на керамику металлической посуды. Появляются ранее неизвестные типы посуды, явно подражающие металлическим изделиям: одноручные кувшины, ойнохоевидные сосуды, мелкие кувшинчики с ручками и типа бутылочек, кубки-чаши с ручками и без них. Для керамики приамударьинских районов характерен плотный темно-красный, иногда более светлый или желтоватого оттенка ангоб. Локальные различия проявляются в оттенках ангоба, в предпочтении каким-то определенным модификациям форм, определенным видам налепов-оберегов или узорам лощения. Но эти различия не нарушают общего единства стиля, свидетельствующего о высоком уровне ремесленного производства и явной технологической общности керамического производства по всему Северному Тохаристану.
Нет оснований связывать трудности в определении верхней хронологической границы керамических комплексов, относящихся к первому этапу, с нерешенностью проблемы абсолютных дат кушанской хронологии (Археология СССР, 1985, с. 256–257), так как основные датирующие материалы — монеты сасанидских кушаншахов, подражания монетам кушанских царей, штамп на керамике с изображением сасанидского кушаншаха Хормизда не имеют непосредственного отношения к «дате Канишки» (Зеймаль Т., 1975, с. 269; Зеймаль Т., Седов, 1985, с. 139, и др.). Верхнюю дату первого этапа в пределах V в. подтверждают материалы верхнего слоя городища Зартепе (Завьялов, 1979, с. 153; 1984) и уточненная датировка периода запустения на Каратепе и Фаязтепе. Захоронения в развалинах зданий и заброшенных пещерах совершались в конце IV и по крайней мере в начале V в. Об этом свидетельствуют находки в погребениях серебряных подражаний драхмам Пероза и медных монет термезского чекана эфталитского времени.
Горизонты 2, 3 в слое Яван I относятся к последним десятилетиям IV и первым десятилетиям V в. Керамические сосуды горизонта 1 (уровень свалки): лепные корчаги с двумя, тремя и четырьмя ручками; хумчи; котлы с шаровидным туловом — с четко выраженным горлом и без него; горшки с горизонтально отогнутым краем и двумя ручками; глубокие миски с округлыми стенками; сосуды баночного типа с ручками и без них; лепные крышки и мелкие сосуды; лепные светильники-чашечки — должны относиться к середине V или второй половине V в. (табл. 94, 40–60).