Срок для Бешеного
Шрифт:
Ситуация очень похожа… Еще раз взглянув в сторону моста, Савелий понял, что отталкиваться нужно прямо над берегом: только тогда можно успеть вписаться в свободное пространство до железных пролетов моста.
— Над берегом прыгай, Тихоня! — крикнул он. — Над берегом! Понял?
Стремительно приближался мост, и Тихоня, судорожно сжимая рюкзак, вдруг испуганно завопил:
— Почему? Почему над берегом?
— Чтоб живым остаться, идиот! — зло бросил Савелий и тут же прошептал Угрюмому: — Приготовься… Сильнее оттолкнись!.. Пошли!..
Угрюмый, увидев внизу землю, зажмурился от страха: ему казалось, что они сейчас
Они летели в воздухе, и земля стремительно летела на них, казалось, еще мгновение — и им придет конец…
Уже у самой воды они расслышали истошный, нечеловеческий крик, который резко оборвался…
— Лешь! Слыхал? — спросил машинист своего помощника, который за обе щеки уписывал огромный бутерброд с колбасой, запивая молоком из бутылки.
— Чего ж ты хочешь? — спокойно отозвался тот, с трудом проглотив кусок. — Тайга, милай, тайга! Здеся и не такое можно услыхать. — Тяжело вздохнув, он снова вгрызся в бутерброд…
Когда они вынырнули из воды, до берега было совсем близко, но Угрюмый, обезумевший от страха, хватал Савелия за шею, цеплялся за руки, не давая ему свободно плыть.
— Да отпусти же, вместе потонем! Слышишь? Не размахивай руками, не цепляйся за руки, положи руку мне на плечо, а второй подгребай!
Савелий говорил спокойно, уверенно, без нервов, пытаясь образумить раненого. Однако Угрюмый уже ничего не слышал и продолжал хвататься за Савелия. К берегу они продвигались очень медленно. В какой-то момент Савелий, чувствуя, что силы на исходе, изловчился и резко ударил его кулаком в лицо. Угрюмый, оказавшись в нокдауне, разжал руки. Савелий поднырнул под него и подтолкнул своего «напарника» вперед, хватил воздуха и снова ушел под воду. Наконец ноги коснулись илистого дна, и он вытащил раненого на берег.
Они долго лежали неподвижно набираясь сил. Приподнявшись, Савелий прислушался, вглядываясь в гладкую поверхность реки: вокруг стояла звенящая тишина. Он посмотрел на очнувшегося Угрюмого.
— Ну как ты?
— Напился на всю жизнь! — икнул тот. — Если бы не ты… Второй раз мне жизнь даришь… Ну и ручонка у тебя! — Он потрогал опухшую щеку.
— А что оставалось делать? Могли оба на дно пойти… Крик слышал? — Да… жуткий! Не Тихоня ли?
— Пойду… за сапогами схожу! Босиком далеко не уйдешь.
— Погоди… — Угрюмый неуверенно запнулся. — Ты… тыне бросишь меня?
— Ох и дурак же ты, Угрюмый! Такой большой, а дурак! — улыбнулся Савелий и укоризненно покачал головой. — Слушай, почему Угрюмый? Как твое имя?
— Федор я… Федор Угрюмев! — Он вдруг смутился.
— Ну а меня — Савелий! — Говорков крепко пожал Федору руку. — Вот и познакомились!
И не оглядываясь, Савелий быстро начал подниматься по насыпи к железнодорожному полотну. Шел, осторожно прислушиваясь и внимательно, оглядываясь по сторонам. Наступив на острый сучок сухой ветки, чуть не вскрикнул и чертыхнулся на себя за невнимательность. Небо совсем очистилось от облаков и вызвездилось до самого горизонта. Яркая луна хорошо освещала все вокруг. Искать сапоги долго не пришлось: связка валялась у самой насыпи. Тщательно обтерев травой исколотые ноги, Савелий намотал портянки и с удовольствием натянул сапоги, прозванные зеками «говнодавами». Потопав для верности, сунул другую пару под мышку
ГИБЕЛЬ ТИХОНИ
С тревожным нетерпением вглядывался Угрюмый в полумрак, ожидая Савелия. По его подсчетам, тот должен был уже вернуться.
— Неужели сбросил? — проговорил он вслух. — Нет, не должен… Верно, сапоги куда-то завалились, вот и ищет их…
Резко повернувшись на какой-то шорох. Угрюмый застонал от боли, потревожив рану, и едва не потерял сознание. Полного полежавшие шевелясь, чтобы боль успокоилась, снова принялся сам себя уговаривать: «Парень-то вроде не из тех, чтобы бросить… да и спас уже дважды… Отделаться мог к в воде, спокойно мог, а не стал. А ведь и сам чуть ко дну не пошел… Молодец, что по морде дал! Тяжелая у него рука. — Он снова поморщился, поглаживая щеку. — Да нет, не такой! Не то что Тихоня! Тот даже и раздумывать бы не стал: вмиг избавился бы, а тон сам пришил, для „верочки“, чтобы не выжил и не навел на след…»
Угрюмый вдруг вспомнил, как Тихоня впервые сказал о Бешеном…
— Слушай, Угрюмый, дело одно есть… — Он прищурился и поглядел прямо в глаза Угрюмого. — Надо одного парнищу успокоить перед уходом…
— Должник, что ли?
— Что-то вроде того… — Он усмехнулся.
— Чего темнишь? Говори!
— Ты о Бешеном слышал?
— Кто такой?
— Которой Аршина помял…
— Ну… А мы-то при чем здесь?
— При том! Поручение есть: наследил он много… людей деловых подвел…
— Но не тебя же?
— Ты что-то очень много рассуждать стал! — обозлился Тихоня. — Когда в столице тебя от ментов спасали, не разбирался, то да почему: жил спокойно, пил, жрал да баб трахал! Не так, что ли? С тебя же монеты не требовали за это?
— Нужно, расплачусь, в должниках не останусь! — на этот раз разозлился Угрюмый.
— Вот и молодец! Я был уверен, что ты не подведешь! Денег с тебя никто не требует, даже наоборот, тебе приплатят!
— Так это Воланду нужно? — воскликнул Угрюмый.
— Да тише ты, поубавь громкость, если голову хочешь продолжать носить!.. Короче, я узнал, что он почти все время на промке околачивается! И отлично, на руку нам! Узнай, где он пашет, и… минут за двадцать до прибытия вагонов вызови на воздух!..
Угрюмый сразу решил, что сделает все, чтобы парень остался жив. Он даже не пошел искать его, как обещал Тихоне, тянул время, сказал, что все знает и сделает как надо, а когда времени не осталось, отговорился тем, что Савелия куда-то вызвали к начальству… Поматерившись, Тихоня сам сходил к прессам, но Савелия там не было, а молодой пацан, его напарник, сказал, что он пошел куда-то спать…
Как же они удивились, когда обнаружили Бешеного в вагоне. Сначала Тихоня хотел прямо там его «успокоить», но Угрюмый уговорил его не делать этого в зоне: на воле всегда успеют, а он может принести им пользу…
Федор криво усмехнулся: надо же, словно чувствовал, что, спасая Бешеного, спасает себя…
— Сука! «Свидетель должен быть мертвый!» — передразнил он голосом Тихони. — Не тебя ли Бог прибрал?.. — Федор вспомнил тот душераздирающий вопль.
— Успел ли ты нырнуть, Тихоня? Если успел, то почему не выныриваешь, пора бы?.. — Закрыв глаза, он забылся и задремал. Неожиданно громко, как ему показалось, хрустнула сухая ветка. Федор испуганно встрепенулся и вскрикнул от боли.