Срок приговоренных
Шрифт:
— Не знаю. Я только выполняю данные мне поручения. Облонков и Слепнев должны были мне помогать. Облонков готовил людей, а Слепнев обеспечивал прикрытие. — Беспалов прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Но перед этим еще раз взглянул на свой портфель.
Я подошел к столу. И как раз в тот момент Беспалов открыл глаза. Он явно нервничал. Я открыл портфель и увидел пачки денег. Разумеется, это были не мои деньги. В портфеле лежало не менее ста тысяч. А может, и больше.
— Тут мои личные сбережения, — поспешно проговорил Беспалов.
— Не сомневаюсь. — Я вывалил на стол пачки долларов.
— Зарплата честного служащего за тысячу лет непорочной службы, — перефразировал я незабвенного Остапа Бендера. Но моему собеседнику было не до шуток.
— Оставьте ваши дурацкие шуточки! — завизжал он. — Это мои личные сбережения.
— Уже не ваши. — Я отсчитал ровно пять пачек и рассовал по карманам.
— Это грабеж! — возмутился Беспалов. Кажется, он мог сдать кого угодно, лишь бы не трогали его деньги.
— Самый настоящий, — подтвердил я. — Только я забираю не все. Мне не нужны ваши грязные деньги. Я беру только те пятьдесят, которые украли у моего сына. И у моего убитого друга. Заметьте, еще две тысячи вы остаетесь мне должны.
— Я не брал ваших денег! — выкрикнул он.
— Какая разница. Их взял кто-то из ваших людей. Меня это уже не касается. Я сейчас уйду и обещаю вам, что никогда и никому не стану ни о чем рассказывать. Если вы такой идиот, что скажете кому-нибудь о моем визите, то я думаю, что в следующий раз полковник Слепнев займется лично вами. Надеюсь, вы все поняли?
Он молча отвернулся. Но по выражению его лица я понял, что он будет молчать при любых обстоятельствах, чтобы не подставляться под пулю киллера.
— До свидания. — Деньги лежали у меня в карманах, и я хотел скорее уйти.
Повернувшись, я быстро вышел из дома. Водитель уже ждал у своей машины. Я поблагодарил его за помощь и поспешил дальше. Нужно было уйти из поселка как можно быстрее.
Меня никто не останавливал. Видимо, Беспалов понял, что лучше никому не сообщать о моем визите. Я остановил проезжавшую по трассе машину и уже через полчаса был у своего дома. Мобильный телефон, который я включал каждые три часа, по-прежнему молчал. Лобанов мне не звонил, и это начинало меня тревожить. Позвонив Андрею, я узнал, что у них все готово и в воскресенье утром они вылетают в Германию. Правда, на мой вопрос о деньгах он толком не ответил. Очевидно, недостающие тридцать тысяч были для них неподъемной суммой.
— Я нашел деньги, — сообщил я. — Выходи из дома. Только не бери свою машину. Пройдешь пешком два квартала и остановишься около кафе. Я буду неподалеку. Зайди в кафе и встань у стойки, рядом с окном. Только возьми с собой мобильный телефон.
Иногда я думаю, что сегодня всех людей в нашей стране нужно учить искусству выживания. Искусству уходить от наблюдения, умению стрелять, пространственному мышлению, ориентации на местности, поведению в агрессивной среде. Мы все живем в агрессивной среде. Наши города давно стали опасными для жизни.
Все получилось так, как я ожидал. Андрей вышел из дома, и я сразу заметил «хвост», который к нему прицепился. Это меня встревожило. Если они так нагло его «пасут», то вполне вероятно, что деньги могут снова уплыть. Рисковать нельзя. Я позвонил на мобильный телефон Андрея.
— За тобой следят, —
Я понимал, что наши телефоны могут прослушиваться. Но я понимал и другое. Если даже телефоны прослушиваются, то, конечно, не теми двумя наблюдателями, которые следовали за Андреем. И еще: если Андрей сделает все быстро и правильно, один из наблюдавших за ним должен будет прикрепиться к человеку, с которым он заговорит. А с оставшимся наблюдателем мы как-нибудь вдвоем управимся.
Андрей сделал все наилучшим образом. Он не просто вошел в кафе и нашел себе собеседника. Он даже вытащил из кармана записную книжку, что-то записал и, вырвав листок, передал его своему собеседнику. И только потом вышел из кафе. Один из наблюдателей, как я и предполагал, остался в кафе, второй бросился за Андреем.
Остальное было делом техники. «Номер второй» даже не понял, что произошло, когда Андрей свернул, за угол и я втащил его в подъезд. Нужно было видеть, как «хвост» пробежал мимо нас, глядя по сторонам в поисках Андрея.
— Вот деньги, — протянул я три пачки. — Только обязательно положи все на карточку.
Прямо сейчас поезжай и положи, чтобы они не пропали. А потом возвращайся домой.
— Мы вылетаем послезавтра утром, — сообщил мне Андрей.
— Отлично. Передай привет Игорю и Алене. Скажи, пусть не сердятся, если я не смогу приехать. Пока.
— Тебе нужна помощь? — спросил Андрей.
— Только если вы уедете, — признался я. — Иначе мне туго придется. Вызови такси в день отъезда. Сразу езжайте в аэропорт. Никуда не сворачивайте. У кого оставите девочку?
— Завтра отвезем к моей маме.
— Нет. Только послезавтра, — возразил я., — А еще лучше, если они останутся дома, пока вы не уедете. Иначе вас могут задержать.
— Все так серьезно? — Я молча кивнул. Потом мы расстались. На прощание я его даже обнял. Никогда не думал, что стану обниматься с мужем моей жены. Более того: мы даже расцеловались. Он не спросил, откуда у меня деньги, а я не стал рассказывать. Говорят, что на богоугодное дело нельзя брать ворованные деньги. Но я их не воровал. Если Бог действительно все видит и все понимает, то он должен был оценить мой поступок. Я взял даже меньше того, что у меня украли. Взял на лечение мальчика. И я не мог считать эти деньги ворованными. И Бог, если он видел, как со мной поступили, тоже не должен был так считать. Впрочем, прямой связи с Господом у меня не было, и я не знал, как он реагирует на мои действия.
Только после того, как Андрей уехал, я наконец позвонил Саше Лобанову. Был уже четвертый час. Лобанов сразу снял трубку.
— Что у тебя? — спросил я.
— Плохо, — ответил Саша. — Прокурор города согласился принять меня только через три дня, в понедельник. Его нет в городе. А Дубов мне не поверил. Я ему пытался объяснить, но он кричит, что Литвинов преступник.
— Так что делать?
— Не знаю. Нам нужно встретиться, чтобы вы все наговорили мне на диктофон. Это будет хоть какое-то доказательство, когда я пойду к прокурору.