СССР: вернуться в детство 3
Шрифт:
С другой стороны, мы за этот год запланировали выйти на режим максимальной загрузки двух корпусов наших свинарников. В одном — маточное отделение, как раз рассчитанное на две породы, в другом — откормочные большие загоны. Так что особо и подселять эту белую при всём желании было некуда.
Мигрируя вдоль и поперёк рядов и уже поглядывая на часы, мы внезапно натолкнулись на машину магазина «Семена». Рядом стояли столы, с которых шла бойкая торговля пакетиками, а с машины угрюмый дядька продавал развешанные по десять
— Адретту ты вроде не любила? — полуутвердительно спросил Вова.
— Есть такая буква. Ползучая она. Но если в высоких грядах посадить — никуда дальше стенок не уползёт. И учитывай, что здесь она ещё довольно молодая, сорт не успел состариться.
— Ну, логично. А невский не хочешь? Из всех самый суперновый, в восемьдесят втором году сорт зарегистрирован.
— Ой, нет! Садили мы его. Я рассыпчатую картошку люблю, крахмалистую. А невский этот — мыло мылом. Только что в супе не разваливается. Не мой вариант вообще. Волжский давай попробуем?
— А хибинский ранний не хочешь?
— Да я все хочу, кроме невского. Башляй давай, да пойдём к машине, время-то, кажись, подходит?
Жигуль наш был нагружен и обвешан всяким (и я порадовалась, что кур не представилась возможность купить прямо сейчас — куда бы мы их грузили?). В машине с выражением вселенского смирения сидел Женя. Один.
— А где мама? — спросила я, пока Вова пристраивал мешочки с картошкой в ноги заднего сиденья.
— А ты как думаешь — где? — усмехнулся Женя. — Семена смотрит.
— Главное, чтоб она не вздумала с этими семенами на даче показываться! Ты уж проведи-ка с ней воспитательную беседу.
— Чё, пошли, наверно, деда ждать? — предложил Вова. — Скоро уж подъехать должен.
И пошли мы — не сильно быстро, потому как глаз цеплялся то за одно, то за другое…
Я НЕМНОЖКО ПРЕПИРАЮСЬ И ДР.
Дед Петя подъехал где-то без десяти двенадцать. Наташка, на удивление, сидела не в коляске, а на заднем сиденье, и по мере приближения мотоцикла я поняла, почему. К коляске был, что называется, принайтован велосипед. А в самой коляске — рюкзачок и сумка с Наташкиным барахлишком — примерно в таком же формате, как дети в пионерлагерь ездят.
— Это хорошо, что гармониста с нами сегодня нет, — сказала я, когда мотоцикл встал рядом с уже нагруженным жигулёнком, и мы заценили масштаб трагедии.
— Может, я Наташу сам отвезу? — предложил дед.
— Да чего зря кататься-то, — бодро сказал Женя и совершил почти невозможное, утрамбовав в жигуля всё. Задний багажник закрылся с трудом, а верхний стал похож на плот, на котором Робинзон Крузо
И мы поехали. Мама была преисполнена чувств:
— Оля! Я такую викторию купила!!!
— Именно викторию?
— Да! Три разных сорта!
— Не могла ты викторию купить.
— Почему? — удивилась мама.
— Потому что виктория — это очень старый сорт земляники садовой, и я очень сомневаюсь, что он есть в коллекциях именно здесь.
— Ты чё! Все говорят: виктория. Это крупная клубника.
— Нет, виктория, повторяю — это старый сорт. А ягода — земляника садовая. Ладно уж, называйте её клубникой, но не викторией, я тебя умоляю. Тем более что к английским королевам я испытываю личную неприязнь.
— Почему? — вдруг спросил Женя.
— К королевам?
— Да.
— Фашисты они. И всегда ими были, если не по названию, то по сути. Достаточно вспомнить, что они с ирландцами сделали, не говоря уже о цветных колониях.
Мама полуобернулась ко мне, насупив брови:
— А при чём тут это?
— Сорт виктория назвали в честь аглицкой королевы Виктории. И не хмурься на меня. Я двое суток без передыху работала нянькой, и сегодня расположена побыть душнилой компании. Ты, конечно, можешь упорно называть клубнику хоть тыквой, но знай, что я каждый раз буду с тобой спорить.
Мама картинно цокнула языком и закатила глаза:
— Придумала, тоже мне!
— Да, — я была настроена упорствовать. — Вы себя сами послушайте, с каким вы пафосом произносите, — я тоже закатила глаза и выдала с прононсом: — викто-о-ория! Это вылазит из подсознания тяга к обладанию чем-то экстраординарным. Просто с тем же выражением говори: клубни-и-ика — и будешь чувствовать то же удовлетворение.
Вовка слегка толкнул меня в бок:
— Чё завелась-то на ровном месте?
— Я настаиваю на точности определений. Чё там, какие сорта?
Мама возмущённо посопела, но поделиться хотелось сильнее. Сорта, конечно, обещали быть наиогромнейшие и наивкуснейшие, кто бы сомневался.
— А ещё мы картошку купили. Андретта! — похвасталась мама.
— Адретта, — сказали мы с Женей хором.
— Почему «адретта»-то? — возмутилась мама, полезла в блокнотик с записями, вынуждена была признать: — Правда, адретта… Говорят, очень вкусная!
— Она только расползается широко, — вставил свои пять копеек Вова. — А так — очень вкусная, рассыпчатая.
— Да? Ты пробовал? — оживилась мама.
— Пробовал, — Вовка слегка улыбался. — А в сумке у вас… — я вдруг подумала, что он по старой привычке скажет «дорогая тёща», и ужасно испугалась, но Вова просто спросил: —…семена, наверное?
— Ой, не говори! У меня аж глаза разбежались, набрала всего-всего.
— Ну, придётся вашей дочери всё это садить… — с до боли знакомым сарказмом выдал Вова.
— Как?.. А!.. — до мамы дошло, что въезд на дачу ей заказан. — Вот, блин, я и забыла!