Стадион
Шрифт:
Пока она бегала, прыгала и выполняла гимнастические упражнения, Портер сделал огромное количество снимков и исчез, даже не попрощавшись. Шиллинг не обратил на это никакого внимания.
После двухчасовой тренировки снова короткий массаж, душ, и дневная работа закончена. Она вернулась в отель, и опять Эрике захотелось вымыться — такой душный, насыщенный ядовитыми испарениями воздух стоял в комнате.
— Вы скоро переедете отсюда на стадион, — утешил ее Шиллинг. — У меня там есть нечто вроде пансионата для спортсменов, у которых нет семьи. Но какое–то время, пока
Паблисити — так называется в Америке реклама— начали делать на следующий же день. Сначала в газетах появились портреты Эрики с короткими подписями, в которых расхваливались ее спортивные достижения. Потом эти портреты стали прилагаться к большим объявлениям о предстоящих соревнованиях на Янки–стадионе. Появились намеки на возможность установления новых мировых рекордов. Вокруг Эрики поднялся шум. Еще никто не видел ее, не знал, как она бегает, а уже тысячи людей говорили, думали о ней, заключали пари, спорили. Все это должно было стоить кучу денег, но в таких случаях Шиллинг не скупился.
Сидя в своем номере, тоскуя и выезжая только на тренировку, Эрика Штальберг стала знаменита на всю Америку. Она не понимала, откуда пришла такая слава, хотя в глубине души чувствовала себя польщенной. Но даже и это ощущение не могло облегчить горя.
Наступил день больших соревнований, о которых так долго и с такой подозрительной настойчивостью писали газеты. Шиллинг привез Эрику на Янки–стадион почти за час до начала. В этот день она впервые увидала его взволнованным. Впрочем, у менаджера были все основания волноваться — ведь от того, какое впечатление произведет Эрика на публику, зависела судьба денег, истраченных на паблисити, на отель и тренировку.
И тут, в раздевалке, во время массажа Эрика впервые увидела своих соперниц. Их было три, и все 'они старались не смотреть друг на друга. Эрика попьпа–лась заговорить с высокой черноволосой американкой, но в ответ получила такой взгляд, что поторопилась отойти в сторону и больше уже ни с кем не вступала в разговор.
А тем временем шум наверху, на трибунах, все нарастал и к началу соревнований превратился в рев. На соперниц Эрики это, видимо, не производило никакого впечатления, но девушке стало не по себе. Казалось, будто там, наверху, из клетки вырвался страшный, разъяренный зверь, он рычит, воет, ревет, стараясь смести все на своем пути.
В раздевалку вошел Шиллинг, испытующе оглядел девушку, провел ее в боковую комнату и стал давать наставления.
— Мы сегодня делаем большое дело, — говорил Шиллинг. — Интересно, сколько на вас поставили? Наверно, очень много. Я уж вижу, глаз у меня верный.
Шиллинг прошелся по комнате, нервно потирая руки. Волнение его начало передаваться девушке. Шиллинг понял это и вышел.
А тем временем на огромном, заполненном людьми стадионе шла непрерывная азартная игра. Тут делали ставки и покупали билеты совсем как на ипподроме во время бегов, тут рисковали большими суммами, и каждому казалось, что только он знает будущего победителя.
Четыре спортсменки вышли на поле показаться публике. Над стадионом разнесся такой
Все четверо прошли кругом по беговой дорожке стадиона, чтобы каждый мог видеть, на кого он поставил. Спортсменок разбирали по статьям, как скаковых лошадей. Эрике казалось, что она идет совсем голая среди разъяренной, разбушевавшейся толпы. От свиста, шума, крика у нее загудело в голове.
Наконец парадное шествие окончилось. Девушки проверили свои стартовые колодки. Стали на старт.
Стадион замер в ожидании. Сзади послышалась предупреждающая команда стартера.
И одновременно с выстрелом, ощущая необычайную силу и уверенность, девушка рванулась вперед, к белой, туго натянутой, резко различаемой вдали ленточке финиша. В конце дорожки, высоко над трибуной висел огромный портрет с надписью «Эрика победит». Девушка видела впереди себя самое, бежала словно навстречу самой себе. Она должна была победить, ибо победа принесет ей славу. И она победила. На долю секунды раньше других Эрика коснулась грудью белой ленточки и, сорвав, понесла ее с собой.
Стадион разразился свистом, гвалтом, криками отчаяния. Зрители ликовали, смеялись, ругались и плакали — все смешалось на трибунах. Уже подсчитывали выигранные и проигранные деньги, проклинали незадачливых спортсменок, отставших на десятую долю секунды, расхваливали Эрику, называя ее новой спортивной звездой Америки.
А «звезда» прошла в раздевалку, где ее ждала Лора Майклоу, и тяжело опустилась на скамью. Ей казалось, будто свист и шум толпы проникли ей в мозг и теперь у нее всегда будет гул в голове.
Вошел Шиллинг и весело сказал:
— Молодец, Эрика, не обманула моих надежд! Хоть рекорд и не поставила, но это не имеет никакого значения, — мы заработали большие деньги.
И с гордостью потрепал девушку по плечу.
А она сидела на скамье и в эту минуту всей душой ненавидела спорт, паблисити, Шиллинга. Однако слава ее уже распространилась по всему миру. Докатилась она и до далекого Будапешта.
— У меня есть интересная новость! — сказал Шандор Керекеш, слегка нагибаясь, чтобы пройти в невысокую дверь комнаты 'Гибора Сабо. — Вот в этой газете написано про наших общих знакомых.
— Не интересуюсь, — ответил Тибор, не отрывая взгляда от книжки, — и вообще могу тебе сказать, что Илона придет не раньше, как через полчаса, а ваша наивная маскировка каждый день отнимает у меня уйму драгоценного времени. Если хочешь, сиди тут, но не мешай мне читать. Можешь взять книжку.
И Тибор снова принялся за чтение, не обращая внимания на Керекеша.
— Видишь ли… — начал Шандор.
— Я тебе сказал, сиди молча или убирайся прочь! — притворяясь рассерженным, крикнул Тибор. — В средние века влюбленные учились в свободное время играть на лютне и петь серенады. Очень жаль, что этот обычай теперь забыт.