Стадион
Шрифт:
— Нет, Софья Дмитриевна, это невозможно, — сказала она.
— Нет так нет, — спокойно, как будто не придавая никакого значения этому разговору, отозвалась Карташ. — Только не думаю, чтобы тренер, который сам никогда не был чемпионом, мог вас чему–нибудь научить. — И сейчас же заговорила о другом.
А слова ее все–таки запали в душу Нины, и мысли ее нет–нет да и возвращались к ним.
Когда Нина ушла со стадиона, Карташ подошла к Максимову и очень серьезно, даже взволнованно сказала:
— Николай Дмитриевич, мне кажется, вы нашли великолепное упражнение. Я сама искала
Максимов радостно улыбнулся. Всегда решительный, иногда даже резкий, он по–детски смущался, когда его хвалили.
— Его надо очень тонко выполнять, — ответил он, — это упражнение для бегунов, оно даст огромный эффект, я уверен.
— Сейчас я попробую, — Карташ ловко легла на траву и поползла. — Так?
Со стороны казалось, будто очень большая лягушка, то смешно перебирая лапами, то подпрыгивая, ползет по земле.
— Правильно, — одобрил Максимов. — Я это упражнение на себе проверил и теперь буду применять очень часто.
— Отличная находка, — еще раз похвалила Карташ, вставая и отряхивая травинки с тренировочного костюма.
А тем временем Нина пришла домой. Там ее ждало письмо.
«Наша встреча на баскетбольных соревнованиях произвела на меня огромное впечатление, — писал Ростислав Косенко, — я очень бы хотел познакомиться с. вами поближе. Я буду ждать вас в субботу в восемь возле Академии, на углу Владимирской и Ленина. Очень прошу вас прийти».
Нина сначала удивилась — она никогда еще не получала таких писем. Кто этот Косенко? Ах да, это же тот, друг Русанова! Прекрасно. Нина пойдет на свидание. Ведь Русанов наверняка узнает об этом. Пусть этот долговязый убедится, что он ей совершенно безразличен. Пусть убедится!
Глава четырнадцатая
После первой попытки познакомить Ольгу с Неонилой Григорьевной Савва Похитонов долго не решался приглашать девушку к себе. У нее слишком порывистый характер — никогда не знаешь, что ей придет в голову через минуту. Пока лучше встречаться на нейтральной почве, а когда они будут жить вместе с матерью, наверное, отношения наладятся сами собой.
Вот только не совсем ясно, когда они поженятся. Как будто все хорошо — они любят друг друга, встречаются ежедневно, и оба тоскуют, если не видятся хоть один день, но Ольга все медлит, словно чего–то боится или не верит ему. В конце концов это просто обидно… Ну лад–но, еще немножко можно подождать, а потом… Что потом, Савва представлял себе весьма туманно. Такой девушке, как Ольга, свою волю не навяжешь, и в загс ее силком не потащишь.
Они каждый вечер встречались у аптеки на Земляном валу. И сегодня Ольга пришла, как всегда, минута в минуту, хоть часы по ней проверяй.
Они улыбнулись друг другу такой радостной улыбкой, что любой, даже не слишком наблюдательный прохожий мог бы сказать: «Эти люди любят друг друга».
Савва широким, уверенным движением взял девушку под руку и заглянул ей в лицо.
— В кино «Метрополь»?
— Куда хочешь. — Глаза Ольги сияли счастьем.
Какие же это были чудесные минуты! Вот так бы всю жизнь идти и идти, опираясь на руку любимого.
Савва
Киножурнал был посвящен берлинским соревнованиям. Ольга увидела на экране знакомые лида — Волошину, ее великолепный бросок и рекордный полет диска, Илону Сабо на финише забега с барьерами, Нину Сокол в ту секунду, когда она разрывала финишную ленту. Где–то в толпе спортсменов она разглядела себя.
— Васька–то, Васька какой старт дурной взял, я все ему завтра растолкую, — Савва громко комментировал события, происходящие на экране.
Ольге не понравилось, что Савва говорит так громко, но в ту минуту она готова была простить ему и значительно большие грехи — ведь Саввина рука так ласково, так по–хорошему гладила ее руку.
Савва Похитонов действительно знал всех чемпионов, со многими был довольно близок. Он учился в том же институте, что и Ольга, но курсом старше, и был хорошим спортсменом. Стометровку он пробегал отлично, ео всяком случае его имя могло бы по праву стоять в списке пяти лучших бегунов Москвы. Савва обладал незаурядными спортивными способностями, но ему была свойственна одна особенность, которая сильно тревожила Ольгу, — никогда нельзя было сказать наперед, как пробежит Похитонов свои сто метров. Если, скажем, в круг вступала Коршунова, то все знали, что диск наверняка полетит за пятьдесят метров. А когда на старт становился Савва Похитонов, то было неизвестно, пробежит он стометровку за десять и шесть десятых секунды или за одиннадцать. Все зависело от его настроения.
Киножурнал кончился, начался фильм. Ольга придвинулась ближе к Савве. Как–то странно складывались их отношения. Казалось бы, все уже ясно, они любят друг друга, и Савва много раз предлагал пойти в загс, а Ольга все чего–то боялась и все оттягивала свадьбу, а почему — не знала и сама. Конечно, ей хотелось, чтобы Савва сначала окончил институт, чтобы наладилась его самостоятельная жизнь… А быть может, опыт собственной, очень нелегкой жизни заставлял Ольгу быть такой осторожной перед тем, как сделать решительный шаг.
Была бы жива мать, Ольга посоветовалась бы с нею, и они вместе нашли бы правильный путь, — ведь о таких делах можно говорить только с матерью. Даже с человеком, который знал ее, как самого себя, с человеком, которому она бесконечно доверяла, с Федором Ивановичем Карцевым, Ольга не могла посоветоваться об этом. Значит, все надо решать самой, и это очень трудно, когда тебе всего двадцать один год.
Фильм окончился, зажегся свет, а Ольга все еще была под впечатлением наивной, но трогательной истории шофера, ставшего оперным певцом. Они вышли на площадь, прошли по дорожке небольшого сквера, посыпанной ярко–красным песком, и сели на скамейку. Справа светились огни Большого театра, прямо перед ними вздымалась в небо прямоугольная громада гостиницы «Москва», а слева в темно–синем сентябрьском небе краснели звезды Кремля.