Шрифт:
I
Люминесцентные лампы рассеивали лучи, озаряя пустое пространство белой комнаты оттенками желтого. На длинной широкой кушетке в строго вытянутой форме, лежал человек, укрытый легкой накидкой. Его глаза были закрыты, тело неподвижно и расслаблено, а грудь то слегка поднималась, то чуть замерев, опускалась обратно. Свет замерцал на несколько секунд, едва заметные тени пробежали по стенам, и все стихло. А уже после из возникшего дверного проема стали появляться
Всем знакомо чувство, когда выходишь из глубокого сна. Сознание неохотно возвращается к тебе. Где ты? Кто ты? Какой сейчас день недели? Опаздываешь ли ты или же вовсе некуда идти? Нечто подобное испытал и этот человек, прежде чем открыть глаза и на секунду ослепнуть от яркого света. Затем краткий миг осознания и мысль: «Неужели все? Все сто пятьдесят лет минули?»
Уши заполонил однотонный гул, словно рядом находилась трансформаторная будка. Один из пришедших чуть склонился:
– Вы помните, как Вас зовут? – отрывисто спросил он громким мужским голосом.
Смысл слов дался тяжело. Вопрос был легкий, но на ответ понадобилось время.
– Вы слышите? Понимаете меня? Как Вас зовут? – мужчина, застыв в чуть согнутой позе, изливал поток громких слов из-под респиратора.
– Марк, – собственный голос донесся откуда-то извне. Он был хриплым, тяжелым и незнакомым.
– Хорошо. Марк. А полное имя? – продолжал чеканить тот, – у Вас есть фамилия, имя и отчество. Вы можете их назвать?
– Круглов… Марк Анатольевич…
– Хорошо, Марк Анатольевич. Вы даете согласие на дейдрим-процедуру?
– Я… я не знаю… не знаю что это…
– Она необходима для всех заключенных фригус-тюрем после выхода из стадии анабиоза. Это нейронная процедура, которая позволит проецировать ваши воспоминания в полном погружении. Для вас она безопасна и бесплатна.
Мужчина выдал информацию без единой заминки, абсолютно не шевелясь.
– Как скажете…
– Вы даете согласие на дейдрим-процедуру, Марк Анатольевич?
– Даю…
– Хорошо. В течение суток ваше тело будет восстанавливаться и приходить в форму. В это время мы просканируем и считаем вашу память. Вас погрузят в искусственный сон для ускорения всех процессов.
Пролежать столько лет, чтобы очнувшись, снова заснуть. С этой мыслью Марк провалился в пустоту. А после все повторилось: неосознанность бытия, вопросы кто ты и где и свежие воспоминания.
Когда Марк открыл глаза вновь, он находился в той же комнате. Вокруг никого. Звонкая тишина, сияние белого света. Мышцы хоть и плохо слушались, но все же смогли поднять тело, и он сел на кушетку. Простыня, что укрывала его, сползла до половины, оголив большой когда-то спортивный торс. С минуту парень боролся с сонливостью, а затем поднялся на ноги.
– Эй! Есть кто?
Зеркало на стене от пола
– Красавец… – глядя на себя, Марк вспомнил, как когда-то давно хотел начать заниматься спортом, чтобы иметь не мешковатое тело, а стройное и красивое.
Дотронувшись рукой до датчика, Марк развернулся и попытался рассмотреть комнату. Но ничего, кроме кушетки и какой-то странной белой тумбы в дальнем углу, он не увидел. На секунду все расплылось, а после зрение сфокусировалось уже на человеке.
Еще издалека было видно, что он намного выше Марка. Стройный, лет сорока. Азиатские черты лица. Круглые очки. Задержавшись, он прошел в комнату, сгибая в локтях руки, слово маршируя. Движения придавали ему образ инопланетянина из старых фантастических фильмов. Приходить в палату к новому проснувшемуся заключенному стало его рутиной. Он делал так десятки раз. И всегда говорил примерно одинаковые слова.
– Хей, Марк! – сказал он, остановившись у кушетки. Его голос был низким и спокойным, – вижу, вы уже смогли подняться. Как вы себя чувствуете?
– Эм… я… – парень немного замешкался. Ладонь машинально скользнула к горлу, как бы оправдывая хрипловатый голос, – скажите, где я?
Мужчина скривил уголок рта:
– Вы находитесь в центре реабилитации. Московской фригус-тюрьмы. Меня зовут Элон Остовский. Я директор этого центра. Чуть более суток назад ваш срок заключения истек и анабиоз прервали.
Изо рта Марка вырвался вздох облегчения. Глазам стало больно, то ли от яркого света, то ли осознания новости. Он чуть закинул голову вверх, а затем, немного хромая, подошел обратно к кушетке. Сев, он перестал держать простынь и уже обе руки вначале обхватили горло, затем попытались взъерошить волосы на голове.
– Так как вы себя чувствуете?
– Все плывет… – его голос постепенно утрачивал хрипоту. А интервалы между словами удлинялись.
– Вы помните кто Вы? Чем занимались и за что были осуждены?
– Смутно все… как во сне.
– Да. Это нормальное ощущение после пробуждения, – мужчина стоял неподвижно, внимательно разглядывая лицо Марка, – для начала скажу, что сейчас две тысячи сто восемьдесят четвертый год. Лето. Седьмое июля.
Марк Круглов смотрел стеклянными глазами куда-то за спину собеседника. Услышанное пока не осознавалось им в полной мере. В его голове стали всплывать последние воспоминания – обещание, что это заключение будет самым страшным наказанием! А теперь он находился здесь, и ему сообщили, что все закончилось. В груди похолодело, а сердце стало биться быстрее.