Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым

Хайдт Джонатан

Из работы Пелэма следует один неприятный вывод: три важнейших решения в жизни большинства из нас – кем стать, где жить, кого выбрать в супруги – принимаются, вероятно, под влиянием такой мелочи, как звук собственного имени (пусть даже это влияние совсем слабо). Жизнь и в самом деле зависит от нашей оценки, только оцениваем мы очень быстро и бессознательно. Слон реагирует инстинктивно и тащит наездника, куда считает нужным.

Отрицательная предубежденность

Клинические психологи иногда говорят, что к ним обращается два типа людей – те, кому нужно собраться, и те, кому нужно расслабиться. Но на каждого клиента, которому нужна помощь, чтобы стать организованнее, научиться держать себя в руках и отвечать за собственное будущее, приходится целая приемная тех, кто мечтает расслабиться, воспрянуть духом и перестать беспокоиться из-за глупостей, которые они ляпнули вчера на совещании, или из-за того, что завтра собираются позвать кого-то пообедать и уверены, что нарвутся на отказ. Слону большинства из нас слишком много всего не

нравится и слишком мало нравится.

В этом есть смысл. Если бы вы проектировали рыбу и решали бы, на что она станет реагировать сильнее, на заманчивые перспективы или на опасности, как бы вы поступили? Естественно, научили бы рыбу осторожности. Если она упустит сигнал, что где-то можно найти пищу, – ничего страшного: скорее всего, в море найдется другой корм, и от одной ошибки рыба с голоду не умрет. А если она упустит сигнал, что рядом притаился хищник, это может привести к катастрофе. Конец всему веселью – как и линии наследования генов. Никакого проектировщика у эволюции нет, но психика, сконструированная естественным отбором, выглядит (с нашей точки зрения) так, словно ее проектировали нарочно, поскольку в целом способствует поведению, которое гибко приспосабливается к экологической нише того или иного биологического вида (о том, как естественный отбор конструирует биологические виды безо всякого «разумного замысла», см. книги Стивена Пинкера (Пинкер, 2017, 2018)). Иногда у самых разных видов наблюдаются общие черты, которые мы назвали бы принципами дизайна. И один из этих принципов гласит, что плохое сильнее хорошего. На все опасное и неприятное мы, живые существа, реагируем быстрее и сильнее, и эти реакции труднее подавить, чем отклики на удовольствие и перспективы.

Этот принцип называется «отрицательная предубежденность» (две недавние работы на эту тему – Baumeisteret et al., 2001, и Rozin and Royzman, 2001), и в психологической науке он встречается сплошь и рядом. Скажем, в общении супругов, чтобы загладить одно критическое замечание или деструктивное действие, нужно как минимум пять добрых конструктивных поступков (Gottman, 1994). В финансовых сделках и в азартных играх удовольствие от получения какой-то денежной суммы меньше, чем огорчение от потери той же суммы (Kahneman and Tversky, 1979). При оценке характера человека, по результатам опросов, для возмещения одного убийства требуется 25 актов героического спасения жизни (Rozin and Royzman, 2001). А при приготовлении пищи испортить блюдо проще простого, достаточно одного тараканьего усика, а вот очистить его после этого трудно. Психологи раз за разом обнаруживают, что человеческая психика реагирует на плохое быстрее, сильнее и устойчивее, чем на такое же хорошее. Мы не в состоянии силой воли заставить себя видеть во всем только хорошее, поскольку наша психика запрограммирована высматривать угрозы, атаки и недостатки и реагировать на них. Как говорил Бенджамин Франклин, «Крепчайшее здоровье мы замечаем гораздо хуже, чем мельчайшее недомогание» (Franklin, 1980)

А вот еще один кандидат на принцип дизайна жизни животных: противодействующие системы воздействуют друг на друга, чтобы достичь точки равновесия, однако эта точка равновесия может смещаться. Когда вы двигаете рукой, один набор мышц ее разгибает, а другой сгибает. Оба набора всегда слегка напряжены и готовы к действию. Темп сердцебиения и дыхания регулируется вегетативной нервной системой, состоящей из двух подсистем, которые подталкивают органы в противоположном направлении: симпатическая нервная система готовит тело в реакции «бей или беги», а парасимпатическая успокаивает. И та и другая активны постоянно, просто в разной степени. Ваше поведение управляется противодействующими системами мотивации: системой приближения, которая запускает положительные эмоции и заставляет вас к чему-то стремиться, и системой отторжения, которая запускает отрицательные эмоции и заставляет вас чего-то избегать. Обе системы постоянно отслеживают происходящее вокруг и вполне могут одновременно порождать противоположные мотивы (Gray, 1994; Ito and Cacioppo, 1999) – и тогда у вас возникают смешанные чувства, однако соотношение их воздействия определяет, куда вы двинетесь. Лайкометр – это метафора поисков равновесия в этом процессе и его тонких эфемерных колебаний. Баланс может измениться в мгновение ока: любопытство влечет вас к месту автомобильной аварии, но затем вы видите кровь, и вас переполняет ужас, хотя в том, что вы можете увидеть кровь на месте катастрофы, нет ничего неожиданного. Вам хочется заговорить с симпатичным незнакомцем, но стоит вам приблизиться к нему, и вас ни с того ни с сего парализует от страха. Система отторжения быстро разгоняется до полной мощности и опережает неторопливую и в целом более слабую систему приближения. Отчасти система отторжения действует так быстро и непреодолимо по той причине, что первой получает всю входящую информацию. Все нервные импульсы от глаз и ушей первым делом попадают в таламус, своего рода центральный коммутатор мозга. Из таламуса нервные импульсы рассылаются во все специализированные зоны обработки информации в коре, а оттуда информация передается в лобную кору, где интегрируется с другими высшими ментальными процессами и потоком сознания. Если в конце этого процесса вы осознаете, что перед вами шипящая змея, вы можете решить спасаться бегством и приказать ногам начинать движение. Но поскольку нервные импульсы распространяются со скоростью лишь около 30 метров в секунду, этот довольно долгий путь с учетом времени на принятие решения запросто может занять секунду-другую. Легко видеть, почему имеет смысл отправлять импульсы напрямик, – и это обеспечивает миндалевидное тело. Миндалевидное тело, расположенное прямо

под таламусом, исследует поток непереработанной информации, текущий через таламус, и ищет там закономерности, в прошлом ассоциировавшиеся с опасностью. Миндалевидное тело имеет прямой доступ к той части ствола головного мозга, которая запускает реакцию «бей или беги», и если миндалевидное тело распознает закономерность, которая наблюдалась в прошлом в случае, когда вы чего-то испугались (шипение, например), то объявляет в организме «красную тревогу» (LaBar and LeDoux, 2003).

Вы наверняка с таким сталкивались. Когда вы думали, будто одни дома, и вдруг сзади раздавался голос, или, например, когда вы смотрели фильм ужасов, где безо всякого музыкального предупреждения в кадр выпрыгивал маньяк с тесаком, вы, скорее всего, вздрагивали, и у вас учащалось сердцебиение. Организм выдавал реакцию испуга (напрямик, через миндалевидное тело) в первую десятую секунды, а понять, что происходит (долгим путем через кору) вы могли лишь еще через девять десятых секунды. Миндалевидное тело иногда перерабатывает и положительную информацию, но у мозга нет механизма «зеленой тревоги», чтобы оповестить вас мгновенно о вкусной еде или возможных сексуальных партнерах. Такие оценки занимают секунду-другую. Снова плохое оказывается быстрее и сильнее хорошего. Наездник еще не успевает увидеть змею на тропе, а слон уже реагирует. Вы можете сколько угодно твердить себе, что не боитесь змей, но если ваш слон их боится и встает на дыбы, вы все равно упадете.

И наконец, последнее, что нужно знать о миндалевидном теле: оно отправляет сигнал не только вниз, сообщая стволу мозга, что нужно запустить реакцию на опасность, но и вверх, в лобную кору, чтобы повлиять на ваши мысли, и переключает весь мозг на отторжение. У эмоций с сознательным мышлением налажен взаимообмен: мысли вызывают эмоции (например, когда вы размышляете над тем, что вчера ляпнули глупость), однако и эмоции вызывают мысли, главным образом потому, что создают ментальные фильтры, которые искажают последующую переработку информации. Внезапный испуг заставляет еще бдительнее высматривать дополнительные угрозы – словно смотришь на мир сквозь фильтр, который подает неоднозначные события как опасные. Внезапный приступ гнева на кого-то создает фильтр, сквозь который все, что делает или говорит обидчик, видится очередной оскорбительной атакой. Печаль делает человека слепым ко всем радостям жизни и всем блестящим перспективам. Как сказал один известный персонаж, страдавший депрессией, «Каким ничтожным, плоским и тупым / Мне кажется весь свет в своих стремленьях!» (Шекспир У. Гамлет. Акт 1, сцена вторая). И когда шекспировский Гамлет в дальнейшем пересказывает Марка Аврелия – «Сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке» (там же, акт 2, сцена вторая), – он абсолютно прав, но стоило бы добавить, что это его отрицательные эмоции заставляют его видеть все вокруг в черном цвете.

Кортикальная лотерея

Гамлету не повезло в жизни. Его мать и дядя сговорились убить его отца-короля. Но затяжная глубокая депрессия, которой он отреагировал на эту трагедию, подсказывает, что не повезло ему и в другом – он был пессимист от природы.

Когда речь идет о свойствах личности, всегда надо учитывать и природу, и воспитание. Но еще надо учитывать, что роль природы важнее, чем кажется большинству из нас. Вот, к примеру, Дафна и Барбара – однояйцовые близнецы. Они выросли в предместьях Лондона, в четырнадцать лет бросили школу и работали в местной администрации, в шестнадцать познакомились с будущими мужьями на танцах, обе родили по трое детей – двоих сыновей и дочь, – у обеих одновременно случились выкидыши. Они боялись одного и того же (крови и высоты), у них были одинаковые необычные привычки (они любили остывший кофе и чесали нос ладонью снизу вверх, причем называли это «плющить пятачок»). Вроде бы удивляться тут нечему – если не знать, что Дафну и Барбару в младенчестве удочерили две разные семьи и о существовании друг друга сестры узнали только в сорок лет. И когда они наконец встретились, то одеты были практически одинаково (Angle and Neimark, 1997).

Подобные цепочки совпадений встречаются у разлученных однояйцовых близнецов сплошь и рядом, а вот с разлученными разнояйцовыми такого не бывает (Lykken et al., 1992). Какие бы черты ни исследовали ученые, у однояйцовых близнецов (которые не просто провели одни и те же девять месяцев в одной и той же матке, но и идентичны генетически) сходства больше, чем у однополых разнояйцовых близнецов (которые тоже провели одни и те же девять месяцев в одной и той же матке, но при этом генетически идентичны лишь наполовину). Это открытие означает, что практически любая черта хотя бы отчасти определяется генами. Что бы мы ни взяли – интеллект, общительность, религиозность, политические воззрения, любовь к джазу и нелюбовь к острому перцу – однояйцовые близнецы всегда похожи больше, чем разнояйцовые, и, как правило, сходство почти полностью сохраняется, даже если они были разлучены при рождении (L Bouchard, 2004; Plomin and Daniels, 1987; Turkheimer, 2000).

Гены – не чертеж, задающий структуру личности, скорее это рецепт, по которому личность создается с течением многих лет (Marcus, 2004). Поскольку однояйцовые близнецы изготавливаются по одному рецепту, у них получаются очень похожие мозги (хотя и не тождественные), а похожие мозги приводят к похожим особенностям поведения. Разнояйцовые близнецы делаются по двум разным рецептам, в которых совпадает лишь половина пунктов. Однако разнояйцовые близнецы в результате не получаются одинаковыми на 50 % – у них кардинально различается устройство мозга, а следовательно, и личности кардинально разные: они различаются так же сильно, как люди из разных семей, неродственных друг другу (Plomin and Daniels, 1987).