Сталь и Змея (=Конан-Варвар)
Шрифт:
— Она прекрасна, — дрожащим голосом проговорил колдун, — как невеста.
— О, если бы так! — тихо сказал Конан, торопливо выскакивая из лачуги, чтобы помочь Саботаю собрать дрова на берегу моря.
Солнце превратилось в огненный шар, висящий на западе невысоко над горизонтом. Погребальный костер был собран. Он стоял на самом большом холме, среди надгробий древних воинов и царей, а плиты, под которыми покоились их останки, образовали почетный караул вокруг костра. Туда Конан отнес Валерию и ласково опустил ее на последнее ложе. Там, на фоне розового заката, она казалась
Саботай помог старику подняться на холм. В дрожащих руках колдун держал зажженную свечу. Конан в глубокой задумчивости смотрел на свою возлюбленную, а потом тихо и медленно запел траурную песнь гладиатора:
Меч воспевает кровь и месть,Дорога воинаСквозь плоть и костьВедет его во смерть.Простившись с Валерией в последний раз, киммериец взял пылающий факел и, шагнув вперед, дотронулся им до сухих дров. Огненные языки пламени взметнулись к небу вокруг мраморно-белой красавицы. Легкий ветерок с моря ласково, как будто касаясь пальцами, шевельнул ее волосы и стих. Дым тонкой струйкой поднимался к темнеющему небу, словно желая дотянуться до вечерних звезд.
Конан замер, казалось, что он высечен из камня. Саботай тихо всхлипывал, и слезы одна за другой скатывались по его щекам. Колдун закончил бормотать заклинания и внимательно посмотрел на него.
— Почему ты так плачешь, гирканец? Она так много значила для тебя? — спросил он.
Саботай смахнул слезу и откашлялся.
— Мне она была другом, а для него она была всем, — ответил маленький человек. — Но он киммериец и не должен показывать слезы, поэтому я плачу вместо него.
Колдун задумчиво кивнул, размышляя о судьбах чужестранцев.
От костра остались одни угли, которые вскоре превратились в золу, и ночной ветер развеял этот пепел по всему свету. Все это время Конан стоял не шелохнувшись, а потом, когда ветер унес последнюю горстку праха, повернулся к Саботаю и колдуну и сказал:
— Теперь мы должны готовиться.
— К чему готовиться?
— К тому, что они нападут на нас.
16
Битва
В домике отшельника в эту ночь никто не спал. Старый колдун кутался в свой грязный плащ и не отрывал взгляда от молодого гиганта, за чью жизнь была заплачена такая дорогая цена. Конан углем набрасывал на гладкой кладке печи план битвы. Саботай следил за Ясиминой, привязанной к кровати старика.
Едва рассвет озарил неподвижную гладь моря Вилайет, в маленьком домике начались бурные приготовления. Тюфяки были свернуты, а над только что зажженным огнем повесили котелок. Саботай отправился на поиски всего необходимого для предстоящей битвы. Старик бродил среди груды хлама, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь остатки оружия, доспехи или вещи, которые можно будет использовать в этих целях.
Ясимина сидела на кровати, уставившись на киммерийца. Ее глаза пылали яростью, а алый ротик исказила усмешка.
— Наслаждайся этим днем, пес-варвар, —
Конан посмотрел на нее и поднял свои густые брови.
— Мой Змеиный Король знает, где вы, — продолжала она. — Он видел ваш огонь и придет сюда. Это так же верно, как то, что солнце встает на востоке. И он убьет тебя.
— Ты что же, предсказательница? — проворчал Конан. — Я думаю, что, конечно, нет — просто глупая девчонка. Не знаю, и за что твой отец так любит тебя.
Он подошел к разгневанной принцессе, взял своей огромной рукой ее за подбородок и, посмотрев в ее сверкающие гневом глаза, мягко сказал:
— Я родился на поле боя… Первым звуком, который я услышал, был крик… Предстоящая битва не пугает меня.
— Меня она тоже больше не пугает! — бросила ему Ясимина. — Потому что мой бог приведет своих людей, чтобы спасти меня. Мой бог… и будущий супруг, Тулса Дуум.
Конан мрачно усмехнулся:
— Тогда ты увидишь битву, каждый удар. Ты будешь находиться именно там, чтобы приветствовать его, когда он придет за тобой.
У девушки был несколько испуганный вид, когда варвар отвязал ее от спинки кровати и, словно мешок, взвалил на плечи. Поднявшись на ближайший могильный холм, он привязал ее к надгробному столбу.
— Отсюда ты все увидишь. И тот, кто придет за тобой, легко найдет тебя.
Саботай позвал снизу. Конан спустился по склону и увидел гирканца с целой охапкой бамбуковых палок, которые тот с шумом бросил на землю.
— Они сойдут для копий, — сказал он, затем взял одну из них и заострил конец ножом.
— Где ты нашел их? — спросил Конан, принимаясь обрабатывать концы других палок.
— Там, около моря — за густой травой.
Наконец, когда последнее копье легло на землю, Саботай сказал:
— Дуум скорее всего придет прямо с горы. Не вырыть ли нам ров с дальней стороны могильного холма?
— Да, — согласился киммериец, — и мы покроем его тонкими палочками и дерном.
— Если у нас будет время, — сурово сказал Саботай. — Я возьму лопаты из подвала колдуна.
Вскоре двое мужчин уже работали в поте лица. Все утро летела земля; ров медленно углублялся. Маленькому вору приходилось время от времени отдыхать, Конан же копал без устали, как машина. Безграничная ненависть и жажда мести вливали новую энергию в его мощные мускулы, увеличивая его и без того невообразимую силу. Он выкопал втрое больше, чем смог бы обычный человек.
Когда колдун принес им хлеб, сыр и кувшин домашнего пива, ров был уже готов и острые палки прочно установлены на дне.
— Вы собираетесь сражаться здесь? — спросил он.
— Здесь или на вершине ближайшего холма, — ответил Конан.
Старик посмотрел туда, куда указывал киммериец, и кивнул головой.
— Много битв видели эти места в давние времена, — сказал он. — По ночам тени мертвецов поют об этих сражениях наводящие ужас песни.
— Сегодня здесь будет бой, каких не бывало раньше, — ведь двое будут сражаться против тысячи. Старик, если мы падем, может быть, ты споешь и о нас песню, когда нас уже не будет в живых, — сказал Конан.