Сталь от крови пьяна
Шрифт:
Однако что-то заставило его согласиться. Хельмут так много слышал о Кассии, знал, что она прошла немало сражений, да и сама она уже успела рассказать ему о том, что пережила… Но он лично хотел убедиться в её силе. Не может же женщина быть сильнее его, пусть даже он не такой хороший мечник.
Она и правда не была сильнее, зато оказалась увёртливой, ловкой, удары наносила не особо мощные, но болезненные, а Хельмуту не всегда удавалось их вовремя отражать. Но всё же в конце концов он, приняв один её стремительный удар на щит, а другой отразив мечом,
— Я просто устала, — рассмеялась она, улегшись на мостовой так, будто это была самая мягкая на свете перина, — вот вы и оказались в выигрыше.
Хельмут снисходительно улыбнулся и протянул руку, чтобы помочь ей встать, но Кассия лишь хохотнула и поднялась сама. Её причёска растрепалась, пара длинных прядей выбилась из пучка, что придавало девушке донельзя милый вид. Отдышавшись и отсмеявшись, она вдруг замерла рядом с Хельмутом и взглянула на него с каким-то вызовом, будто хотела сразиться ещё раз. Но он понял, что ждала она вовсе не атаки или удара… Он так и не отблагодарил её за помощь с ядом, а Кассия явно дала понять, чего хочет.
Вот только Хельмут не мог отплатить ей именно так. Поэтому, когда девушка, не прекращая так выжидательно смотреть на него, чуть привстала на цыпочки, он сделал резкий шаг назад, кивнул в знак прощания и бросился в оружейную.
После того учебного боя они стали видеться реже. Зато Хельмут много времени проводил с Генрихом, наверное, даже больше, чем когда-либо. До войны они жили в седмице езды друг от друга. Теперь же они оказались совсем близко — и в прямом, и в переносном смыслах. И Хельмут старался не упускать шанса сохранить эту близость как можно дольше.
Никто из них не знал, как можно было бы назвать их отношения, потому что теперь это было нечто большее, чем дружба. Но пока что они и не стремились отыскать этому какое-то название.
И только рядом с Генрихом Хельмут мог забыть о той буре, что разрывала его душу в клочья. Он забывал о Вильхельме, о своих сомнениях и надеждах; забывал о Кассии, её многозначительных взглядах и её совершенно чистой совести; забывал о фарелльском пленнике, который почему-то захотел раскрыть то, что с ним связывался драффарийский предатель… Только рядом с Генрихом Хельмуту казалось, что этого всего попросту не было, и с его плеч спадал, хоть и на время, невероятно тяжёлый груз.
***
Они сидели в комнате Хельмута — дело шло к ужину, в комнате стало совсем темно, ибо закат уже почти догорел. Но никому из них не хотелось идти в обеденный зал, такой шумный и многолюдный. Удивительно, каким живым может оказаться замок, совсем недавно переживший штурм.
— Знаешь, я… — начал Хельмут, пожалуй, неожиданно для самого себя. — Всё ещё переживаю из-за Уилла. — Почему-то вслух он до сих пор не мог называть погибшего друга полным именем, заменяя его сокращением, которое тот, к слову, не любил. — И сестра моя…
— Ты передал ей мои соболезнования? — встрепенулся Генрих.
Хельмут
— Я испытываю вину перед ней, — признался Генрих, опустив взгляд.
— Она и без тебя была влюблена в Уилла без памяти. — Хельмут нашёл в себе силы усмехнуться. — Так что не переживай, прошу тебя.
Генрих лишь вздохнул. Его перепады настроения тоже можно было понять — он ведь потерял двоюродного брата и друга и тоже очень тосковал, хотя старался этого не показывать. Однако Хельмут считал, что его чувство вины перед Хельгой было бессмысленным — вряд ли сестра сейчас вообще задумывалась о том, как и кем была устроена её помолвка.
— Надеюсь, она оправится, — тихо сказал Генрих.
Время шло, ничего особенного не происходило, и застой раздражал всех. Солдаты хоть и рады были не участвовать в сражениях, но всё же страдали от бездействия и усиливающегося с каждым днём холода. Рыцари были недовольны тем, что никак не могли пустить в ход свою силу и оружие — и Хельмут вполне разделял их недовольство. Учебные бои и на сотую часть не удовлетворяли этого желания броситься в бой. Хотя в последнее время они начали нравиться Хельмуту больше, чем раньше, ибо Генрих находил время потренироваться с ним… Правда, боевой задор во время таких тренировок то и дело перерастал во взаимную страсть — и Хельмут понимал, что именно это ощутила Кассия во время их единственного совместного боя.
Король отправлял письмо за письмом, торопил, и Генрих с лордом Джеймсом очень нервничали из-за этого. Последний так вообще всё чаще стал жаловаться на боли в сердце, а в его густой каштановой гриве появлялось всё больше седины. Подводить короля, который доверил им ведение войны, ему явно хотелось меньше всего.
— Надо рискнуть, — в какой-то момент решил лорд Коллинз. — Разведка доносит о примерной численности противника — мы возьмём на пару тысяч побольше и пойдём к границам, а остальных расселим по округам. Ждать больше нельзя.
— А вдруг Фарелл пришлёт подкрепление? — недоверчиво протянул Генрих.
— Пока об этом не докладывали… Но в таком случае срочно велим остаткам наших войск маршировать к границам.
Из Лейта выдвинулись в начале спалисаоктябрь, и настроение в войске сразу поднялось: воины шутили, иногда даже пели на привалах у костров, дни пробегали быстро и незаметно, да и ночи, тянущиеся часов по десять-двенадцать, тоже не особо угнетали продолжительностью. Время будто ускорило свой бег. И всем хотелось верить, что война скоро закончится, что больше не будет сложных битв и долгих, утомительных переходов, что враг наконец-то угомонится, смирится с неизбежным поражением и покинет драффарийские земли…