Сталин, Гитлер и мы
Шрифт:
Похоже, что немцам удалось расстаться с нацизмом, чему помогли три фактора: 1) они находились под его пятой всего 12 лет, 2) им пошел на пользу Нюрнбергский процесс, осудивший фашизм и его главарей, 3) сразу после войны Германия (за исключением отошедшей к нам ее восточной части) вошла в круг цивилизованных стран с их западной демократией. А вот у нас все получилось наоборот! Сталинизм только покачнулся, добить его, как нацизм, пока не удалось, потому что свирепая диктатура перемалывала наше общество не 12, а 70 лет. Мы не смогли осудить КПСС и ее идеологию. Мы отгородились от всего цивилизованного мира «железным занавесом».
Самой большой бедой нашего общества в послесталинские времена является полное отсутствие стремления хотя бы к какому-то раскаянию (у немцев оно произошло!). Без него нам нет выхода из того тупика, в котором мы до сих пор пребываем, несмотря на все наши конвульсии. Только покаявшись перед всем
С 1917 года началась страшная для России эпоха. Всех ее граждан, хороших и плохих, белых и красных, верующих и атеистов, партийных и беспартийных, убийц и погубленных ими людей (от Чека до Чечни) – всех можно назвать жертвами эпохи. Колокол звонит по всем. Поколение за поколением мы жили под диктатурой и терпели ее. Это стоило невиданных жертв и в конечном итоге привело к распаду России, не просто советской, а той, какой мы ее воспринимали веками. Подавляющее большинство нашего общества уже в XXI веке обвиняет в этом кого угодно, но только не себя: Сталина и большевиков, Запад и американских империалистов, евреев и национальные меньшинства, реформаторов и криминальный мир, сросшийся с номенклатурой… И никто, даже бывшие следователи с Лубянки и долгожители из ЦК КПСС, не считают себя в чем-либо виноватыми. Пока мы на том стоим, так и будем пребывать в нищете духа своего. От этого и происходят все наши беды и несчастья. Эта духовная нищета пострашнее разора в стране. Пока мы не поверим в этот диагноз, страдания наши будут только множиться.
Трудно покаяться в преступных деяниях. Но не все их совершали. Стыдно покаяться в том, что терпели рабский режим. Но все ли уж так от этого страдали? Не все, мол, его ощущали, кому-то даже нравилось… Но ведь все, все без исключения, снизу доверху, жили во лжи, думали одно, говорили другое, делали третье… А. Солженицын страстно взывает к нашей совести: «Жить не по лжи! Почему в школе не учат?! А мы можем все! – но сами себе лжем, чтобы себя успокоить. Никакие не „они“ во всем виноваты – мы сами, только мы!.. Ян Палах – сжег себя (чешский студент, во время подавления нашими танками „пражской весны“ в 1968 году. – В. Н. ). Это – чрезвычайная жертва. Если бы она была неодиночной – она бы сдвинула Чехословакию. Одиночная – только войдет в века. Но так много – не надо от каждого человека, от тебя, от меня. Не придется идти и под огнеметы, разгоняющие демонстрации. А всего только дышать. А всего только не лгать».
И еще Солженицын настаивает на том, что без раскаяния нет и не может быть очищения и движения вперед: «Дар раскаяния, может быть, более всего отличающий человека от животного мира, глубже всего, и утерян современным человеком. Мы невольно устыдились этого чувства, и все менее на Земле заметно его воздействие на общественную жизнь. Раскаяние утеряно всем нашим ожесточенным и суматошным веком».
Но кто у нас прислушивается к этим словам?! Нет пророка в своем отечестве…
Как лгали при Сталине, так и продолжили при всех последовавших за ним вождях. Полвека отрицали, что сталинские опричники убили тысячи попавших к нам в плен польских офицеров, полвека отрицали, что в 1939 году подписали тайные договоренности с Гитлером, до сих пор сочиняем небылицы про Великую Отечественную войну (и никак не сосчитаем наши собственные потери!)…
Как же нам очиститься от лжи и сталинизма, когда даже борьба с ним началась не из чистых побуждений?! Главным побудительным мотивом у Хрущева, начавшего разоблачения культа Сталина в 1956 году, было не стремление к справедливости и установлению хотя бы какого-то подобия гражданского общества. Бывалый партийный интриган и большой хитрец по натуре, он решил этой козырной картой прихлопнуть своих политических соперников (Молотова, Маленкова, Кагановича и других), пока они сами его не прихлопнули, поскольку были воспитаны и выросли в сталинских партийных джунглях. На Хрущеве было не меньше крови, чем на них, ему было важно успеть выскочить с разоблачениями первым. И он успел. Но разве вообще можно делать чистое дело грязными руками? Потому и получился у него доклад половинчатым, полным недоговоренностей, а главное – не было в нем ни малейшей попытки раскаяться самому в содеянном. Если бы он хотя бы попытался тогда
Удивляться этому не приходится. Тот же Хрущев незадолго до того, как его спихнули с партийного трона, поспешил объявить, что у нас вообще с так называемым культом товарища Сталина покончено раз и навсегда: «Ликвидировав последствия культа личности Сталина, Коммунистическая партия устранила все препятствия, связывающие инициативу и активность трудящихся, и создала самые благоприятные условия для развития творческих сил народов». А хрущевский идеологический рупор, секретарь ЦК партии по идеологии Л. Ильичев подхватил на лету эту мысль своего хозяина и дальше ее развил: строго-настрого заявил, что нельзя «под видом борьбы с последствиями культа личности наносить удары по нашей идеологии, по нашей жизни, словом, по социализму и коммунизму».
Тут, казалось бы, и делу конец! Но Хрущев все же просчитался. То, что он сам так спекулятивно начал на XX съезде партии в своем докладе о культе личности, ему затоптать не удалось. Он, конечно, войдет в историю именно в связи с этим докладом. И не менее прочно задержится он на скрижалях истории потому, что при нем жили и творили Пастернак и Солженицын. Первого он, можно сказать, затравил, а второму, как это ни странно, открыл дорогу. Им при этом руководили, думается, два его определяющих качества: врожденная взбалмошность и хитрый мужицкий расчет. В Пастернаке он справедливо увидел (из-за «Доктора Живаго») ниспровергателя основ советского строя, потому и затоптал его. А вот с Солженицыным просчитался. Увидел поначалу в нем даже своего союзника, помощника. Прогремевшая в 1962 году у нас и на весь мир повесть «Один день Ивана Денисовича» была разрешена у нас к публикации только с личного указания Хрущева, который увидел в ней как бы иллюстрацию к своему докладу на XX съезде партии. Тогда он еще нуждался в такого рода неожиданной поддержке со стороны, поскольку у сохранившихся вокруг него во множестве партийных сталинистов росло желание разделаться со своим слишком, с их точки зрения, ретивым лидером. Конечно же, ознакомившись с произведением Солженицына об одном дне в одном конкретном лагере, причем герой писателя, несмотря ни на что, фигура жизнеутверждающая, Хрущев никак не ожидал, что автор «Одного дня Ивана Денисовича» вобьет осиновый кол в могилу большевистского режима. Уж «Архипелаг ГУЛАГ» он в печать не пропустил бы…
Под напором «Архипелага» пошатнулись главные опоры советского строя: ложь, террор и страх. Хрущева тогда уже сменил Брежнев, и все усилия его режима были направлены на то, чтобы хоть как-то удержать в руках власть. Если при Хрущеве родился термин «оттепель», то время, наступившее после него, назвали застоем, растянувшимся на 18 долгих лет.
И лжи стало еще больше, чем при Хрущеве.
При Брежневе страна медленно, но верно возвращалась к привычному тоталитаризму, административно-командной системе сталинского образца. Этот процесс, естественно, не мог не сопровождаться подавлением личности и инициативы во всех сферах жизни и вызвал новый прилив политической демагогии и словоблудия. Все это, в свою очередь, порождало пессимизм и неверие в обществе, дальнейшее падение нравов, выливавшееся прежде всего в коррупцию и повсеместное воровство. «Спеши жить! После нас хоть потоп!» – этот лозунг можно смело начертать на скрижалях той эпохи.
Насквозь прогнившую систему доконала наша агрессия в Афганистане, растянувшаяся на десять лет. Доведенная большевиками до ручки страна этого испытания не выдержала и вскоре после бесславного завершения той войны развалилась. А сталинизм, главный вредоносный вирус, пережил и эту трагедию, по-прежнему продолжая паразитировать в одряхлевшем организме огромного государства. Как известно, основным губительным качеством этого вируса является борьба за власть во что бы то ни стало, несмотря ни на что; без этой борьбы, вне ее, он существовать не может. Если бы не это хроническое заболевание советской системы, даже в тех условиях можно было бы сохранить Россию примерно в тех очертаниях, в каких она традиционно и существовала (наверное, только без Прибалтики).