Сталин и разведка накануне войны
Шрифт:
21 июня они только вошли в его кабинет{464}.
Выше уже указывалось, что Альфред Лисков был ефрейтором, а не фельдфебелем. В сочетании с изложенными выше в приведенных документах пограничников данными это позволяет посмотреть на эту историю по-иному. Полученные от Лискова сведения не могли послужить основанием для доклада Сталину и тем более для направления в войска директивы № 1. Очень похоже на то, что случаю с Лисковым приписаны сведения, которые были получены от перебежчика, перешедшего в СССР 18 июня. Тот перебежчик, во-первых, перешел границу в районе расположения 15-го стрелкового корпуса (командир — И.И. Федюнинский, кстати говоря, сподвижник Жукова) 5-й армии Киевского Особого военного округа. Оповещенный
Во-вторых, он сообщил о том, что 22 июня в 4.00 утра начнется нападение. В силу этих обстоятельств Пуркаев мог и действительно немедленно доложил в Москву Жукову об этом перебежчике и его информации. Потому что в соответствии с существовавшими тогда (да и сейчас тоже) правилами о подобных случаях пограничники немедленно докладывали в разведывательный отдел и командованию ближайшей войсковой части, те в свою очередь по команде наверх, в округ, а округ — в Москву. Это тем более имело место быть, если учесть, что с 29 апреля 1941 г. действовала «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе». Документ был подписан наркомом госбезопасности СССР В.Н. Меркуловым, заместителем наркома внутренних дел СССР (по пограничным войскам) И. Масленниковым, начальником РУ ГШ НКО Ф.И. Голиковым и начальником РУ НК ВМФ Н. Зуйковым. Один из важнейших пунктов инструкции гласил, что разведывательные органы НКО, НК ВМФ, НКВД и НКГБ как в Центре, так и на местах должны в целях наиболее полного и своевременного использования разведывательных материалов осуществлять взаимный обмен этими материалами.
Вот на этой реальной базе за счет ее трансформирования и приписки к событию, связанному с Дисковым, и построена изложенная Жуковым легенда. Почему? Да по очень простой причине. Но прежде хотелось бы хотя бы вкратце рассказать еще об одном неоценимом вкладе пограничников и разведки погранвойск, имеющем прямое отношение к сути этой причины.
Дело в том, что именно разведка погранвойск смогла дважды точно установить факт начала выдвижения группировок вермахта на исходные для нападения позиции и документально подтвердила эту информацию. В промежутке с 10 по 12 июня 1941 г. разведка погранвойск установила, что группировкам вермахта был отдан приказ о выдвижении на исходные для нападения позиции{465} (по ГА «Север» было установлено, что такой приказ был отдан еще 6 июня{466}), начиная с 13 июня 1941 года.
Однако 13 же июня было установлено, что этот приказ был временно отменен. Это было обусловлено следующим. С одной стороны, очевидно, возможно, хотя и далеко не факт, Сообщением ТАСС от 13 июня. Это знаменитое Сообщение ТАСС, которое традиционно все датируют 14 июня, хотя на самом деле оно датировано 13 июня. В 18.00 по московскому времени оно было передано в радиоэфир для заграницы. А в виде документа передано послу Германии в Москве Шуленбургу, а также правительству Англии. С другой стороны, тем обстоятельством, что переговоры Р. Гесса с представителями английского правительства еще не дали результата. Проще говоря, необходимое Берлину — фюрер, как известно, страшно опасался войны на два фронта, — согласие Лондона на безнаказанность однофронтового разбоя Третьего рейха против СССР в тот момент еще не было достигнуто. О том, как оно было достигнуто, выше уже говорилось.
Однако 15 июня разведка пограничных войск добыла документальные данные о распоряжении германских военных властей в адрес жителей приграничных сел до 4 часов утра 18 июня эвакуироваться в тыл на расстояние не менее чем на 3 км, а на некоторых участках — до 20 км от границы. Одновременно были добыты данные о повторном выдвижении на исходные для нападения позиции, начиная с 18 июня{467}. Хотя на ряде участков это выдвижение было зафиксировано уже 15 июня{468}.
15 июня 1941 г. и по линии военной разведки поступили
Разведка НКГБ в свою очередь к этому времени один раз — 11 июня — уже сообщила о 22 июня, а также информировала о завершении военных приготовлений Германии и готовности вермахта к нападению в любой день после 17 июня. В последнем случае имеется в виду записка № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В.Н. Меркулова И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия (Берия в тот период являлся первым заместителем председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Народным комиссаром внутренних дел СССР) с приложением в лице сообщения агента берлинской резидентуры НКГБ СССР Старшины. В сообщении указывалось, что Германия полностью завершила все военные приготовления для нападения на СССР и готова к нападению в любое время. Агент имел в виду в любое время, следующее за его сообщением (в сообщении также были указаны объекты бомбардировок и назначения начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории){472}.
Якобы имевшей место матерной резолюции Сталина именно на этой информации выпала дурная «честь» под 50-летие Победы обрести «статус» особо подлого аргумента против генералиссимуса. И с тех пор она везде цитируется. Тем самым пытаются доказать, что якобы вследствие своей якобы параноидальной подозрительности Сталин настолько никому и ничему не верил, что все данные разведки воспринимал лишь матерно. Паранойей Сталин никогда не страдал и это уже давно доказано — внучка выдающего русского ученого Бехтерева еще в середине 90-х гг. прошлого века открыто признала, что на нее давили из ЦК КПСС, чтобы она озвучила эту гадость о Сталине, приписав постановку диагноза своему дедушке{473}. Так что с этим все ясно. Что же до остального, то Подлинная Историческая Правда такова.
Покойный к моменту публикации этой якобы имевшей место матерной резолюции предвоенный начальник разведки Лубянки П.М. Фитин еще при жизни описывал это событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина): «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: “Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений”. Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: “Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?” Я ответил: “Ясно, товарищ Сталин”. Далее он сказал нам: “Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне”»{474}.
Обдумывать же Сталину было что. К этому моменту он уже знал, что министр иностранных дел Германии И. Риббентроп дал указание германским послам в Риме, Токио, Бухаресте и Будапеште о проведении особой акции по дезинформации. Ее смысл сводился к тому, чтобы до сведения правительств этих стран, а через них и до советского правительства была бы доведена информация о том, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования»{475}.