Сталин и заговор Тухачевского
Шрифт:
Понятно, что и жена Венцова-Кранца в 1956 г. оказалась реабилитирована— и, разумеется, опять без всяких доказательств. Необходимо поэтому напечатать ее полную биографию с фотографиями, следственные материалы, показания свидетелей по делу, стенографический отчет ее процесса. Только так можно прийти к истине, а не к каким-то новым фальшивкам.
Второе лицо, о котором необходимо рассказать, — это Ринк, военный атташе в Японии 1932-1937 гг. Почему он вызывал большой интерес и у следователей НКВД? Чтобы это понять, следует дать краткий очерк его жизни.
Иван Александрович Ринк (1886-15.03.1938, чл. партии с 1919) — из зажиточных крестьян, родом из Латвии. В 18 лет призван в царскую армию, служил рядовым. В 1910
Ответственных зарубежных командировок выпало на его долю две: военный атташе в Афганистане и военный атташе в Японии. Всюду он был связан с легальной и нелегальной разведкой. Им лично руководил зам. начальника Разведупра Александр Матвеевич Никонов (1893— 26.10.1937, чл. партии с 1918), работавший в Разведупре с 1921 г. Его труды за границей оценивались положительно. Он получил чин комдива (1935). В промежутках между двумя поездками занимал важный пост в Наркомате обороны (начальник отдела внешних сношений, 4-й отдел штаба РККА). Карьера, таким образом, развивалась блестяще, к несомненной зависти многих. Тем неожиданнее явилось ее крушение.
В октябре 1937 г. Ринк был арестован НКВД. После пяти с лишним месяцев следствия был судим и 15 марта 1937 г. расстрелян.
В чем же дело? Что такое случилось? «Изнанка» истории, невидная посторонним, оказалась такова:
Ринк, как и другие крупные командиры, делал карьеру отнюдь не за счет только личного ума и в индивидуальном порядке, но в составе влиятельной военной группы, где люди были связаны общностью взглядов, родственными и дружескими узами, партийной, военной и дипломатической работой, совместной службой в период Гражданской войны. Последняя ясно показала меру ума и удачливости каждого, выдвинула лидеров, на которых равнялись все остальные, чье слово для младших являлось законом.
Для Ринка такими людьми являлись Вацетис, Примаков и Путна, а на самом высшем уровне — Гамарник и Тухачевский. Годы яростной оппозиционной борьбы, распространение огромного количества оппозиционных платформ, листовок, памфлетов, злобных стихов, материалов от Троцкого из-за границы, а также от белогвардейцев, проникавших в страну нелегально, усердно и тайно читавшихся, огромное количество хозяйственных ошибок, низкий уровень жизни, плохие жилищные условия, невыполнение в целом данных в Октябре 1917 г. обещаний относительно мировой революции и быстрого создания изобильного коммунистического общества — все это привело к ужасному разочарованию многих людей, в первую очередь на верхах, где в силу должности и поездок за границу знали много больше, чем рядовые граждане. Политические убеждения рушились, ибо свободный обмен мнениями запрещался. Нельзя было открыто критиковать ни ЦК партии, ни Ленина; сами партийные съезды превратились, особенно в политической части, в упражнение по части говорильни и непременного прославления «мудрости»
«Если мы провалимся с нашим строительством и мировой революцией, возврат к старому неизбежен!»
А меньшевики, эсеры и им сочувствующие добавляли: «Надо возвращаться к буржуазной республике как можно скорее». «Народ и без того заплатил большую цену за „безумные ленинские эксперименты“! Пусть пока буржуазия, умеющая руководить и работать, направляет общество, обеспечивая внутренний мир с изобилием! А рабочему классу предстоит еще долго учиться и организовываться. Он еще не завтра и даже не через 20 лет снова возьмет власть!»
Такого рода разговоры, а с ними и «правые» (буржуазного типа) концепции чрезвычайно широко распространились — в верхах армии и НКВД, в профсоюзах, в партийном и хозяйственном аппарате и даже в самом ЦК партии. Все «бывшие» и те, кто происходил из семьи кулаков, оказались к такой концепции очень чувствительны. Авторитет Ленина в глазах всех непрерывно падал, несмотря на весь казенный фимиам. (И то, что ныне с ним произошло, — закономерное завершение!). Теперь даже соратники «Железного Феликса», прославленные своей борьбой с кознями контрреволюции, страшно разочаровались в результатах 20-ти лет работы, по-иному смотрели на прошлое. Теперь они были не склонны ни к какому пиетету по отношению к Ленину и его концепции. Совершенно не случайно признание Артузова(22 мая 1937 г.) в НКВД, арестованного в качестве соучастника преступных дел Ягоды, всего через 8 дней после ареста:
«Раньше, чем давать показания о своей шпионской деятельности, прошу разрешить мне сделать заявление о том, что привело меня к тягчайшей измене Родине и партии. После страшных усилий удержать власть, после нечеловеческой борьбы с белогвардейской контрреволюцией и интервенцией, наступила пора организационной работы. Эта работа производила на меня удручающее впечатление своей бессистемностью, суетой, безграмотностью. Все это создавало страшное разочарование в том, стоила ли титаническая борьба народа достигнутых результатов. Чем чаще я об этом задумывался, тем больше приходил к выводу, что титаническая борьба победившего пролетариата была напрасной, что возврат капитализма неминуем.
Я решил поделиться этими мыслями с окружающими товарищами. Штейнбрюк показался мне подходящим для этого лицом. С легкостью человека, принадлежащего к другому лагерю, он сказал мне, что опыт социализма в России обязательно провалится. А потом заявил, что надо принять другую ориентацию, идти вперед и ни в коем случае не держаться за тонущий корабль.
Через некоторое время у нас состоялся еще более откровенный разговор, в ходе которого Штейнбрюк упомянул о своих встречах с влиятельными друзьями в Германии, об успехах использования СССР в подготовке и сохранении кадров немецких летчиков и танкистов. А в конце беседы он прямо сказал, что является немецким разведчиком и связан с начальником германского Абвера фон Бредовым. Далее он заявил, что генерал Людендорф и фон Бредов предложили создать ему в России крупную службу германской разведки. Само собой разумеется, что после столь откровенного заявления я дал свое согласие сотрудничать в германской разведке, так как считал, что, помогая европейскому фашизму, содействую ускорению казавшегося мне неизбежным процесса ликвидации советской власти и установления в России фашистского государственного строя.
Вопрос: С чего началось ваше сотрудничество с немцами? Ответ: Что касается меня, то я должен был стать особо законспирированным политическим руководителем резидентуры. Особо высоко было оценено мое желание работать идейно, без денежной компенсации. Основная директива сводилась к тому, чтобы не уничтожать, не выкорчевывать, а беречь остатки опорных организаций в Германии и в России. Была даже указана, как одна из форм сохранения разведывательной сети на Кавказе, Германская винодельческая фирма «Конкордия».