Сталин и заговор Тухачевского
Шрифт:
Ясно, что из бронированного сейфа Наркомата обороны похитить документы не могли. Это же не какая-то лавочка! Там царит строжайший режим. Ключом от сейфа заместителя начальника Генерального штаба владеет лишь он (да еще, может быть, запасным начальник охраны, который, однако, не может входить к нему в кабинет без вызова, тем более открывать сейф).
Итак, документы украли не из сейфа и не где-то в кабаке. Где же тогда? У него на квартире или в доме любовницы? Первое маловероятно: ведь он брал документы для какой-то срочной ночной работы, дома не имелось посторонних; закончив работу, заместитель начальника Генерального штаба должен был немедленно
Следователи НКВД, опросив сотрудников Первого отдела Генштаба (Меженинов ими руководил), принимая во внимание лицемерие записки, а также рапорты зам. начальника Разведуправления комдива А.Н. Никонова и его сотрудников, бывших в курсе потери документов, и оперативную слежку нескольких месяцев, сделали такой вывод: Меженинов документы вовсе не «потерял», а передал (или продал?) представителям немецкой разведки, на которую работал с 1932 г. Дальнейшая разработка вопроса, изучение всяких документов, опрос свидетелей, данные от своей разведки из-за границы, дали руководству НКВД основания для еще более резкого вывода: что Меженинов передавал секретные документы Наркомата обороны также польской, итальянской и японской разведкам! То есть был на деле четырежды шпионом!
Относительно «характера документов» нет сомнений: это были не какие-то инструкции, старые приказы, методические разработки, военная статистика по РККА и округам. Нет! Это был подлинный оперативный план военных действий в мае 1937 г. против Польши с территории Белорусского, Киевского и Харьковского военных округов, с участием Балтийского и Черноморского флотов, с выносом военных действий также на территорию Германии, с необходимыми картами, схемами и расчетами по боевому применению войск.
Составленный «как положено», со всеми руководящими подписями, план ярко демонстрировал советскую «агрессивность». Он привел в ужас польский Генеральный штаб и сильно смутил немцев.
Там не знали, что данный план, как и его подписи — фальшивка, хорошо сработанная. Существовал параллельно и настоящий план. Его цель — дать польской армии «законный предлог» вместе с союзниками из «добровольцев» (немцы, итальянцы, финны, прибалты, русские белогвардейцы и прочие) самим совершить нападение на СССР «для самозащиты» — с быстрым захватом Минска и Киева, двух республиканских столиц.
Кто состряпал данную фальшивку, сомнения нет! Это дело рук «военной оппозиции» во главе с Тухачевским. Именно они нуждались в большом приграничном конфликте и интервенции, приуроченных к своему выступлению, с непременным захватом части советской территории. Только так (с зарубежной помощью) могли они пробиться к высшей власти.
Был еще один момент, вызывавший у следствия большие подозрения. Перед началом процесса какие-то группы военнослужащих делали попытку освободить Тухачевского и его товарищей из тюрьмы, но она провалилась. Предполагали, что план налета разработал именно Меженинов, и он же, имевший большие возможности, как заместитель начальника Генерального штаба, отбирал исполнителей.
Неизвестно, сумел ли последний отбиться от такого обвинения. Во всяком случае Меженинов внушал Ежову большие опасения. И с ним стремились
Он еще находился в больнице (с 10 июня 1937 г.), а партийная организация наркомата с утверждением партийной комиссии при Политуправлении Московского военного округа от 17 июня 1937 г. исключила его из партии с такой формулировкой:
«За попытку покончить жизнь самоубийством и тем самым скрыть свои связи с врагами народа».
Вслед за исключением из партии последовало увольнение из армии.
21 июня, спустя 10 дней после попытки самоубийства, за Межениновым прибыла машина НКВД, и сопровождавшие доставили его из гражданской больницы в лазарет Бутырской тюрьмы. Так как он уже пришел в себя, хотя и плохо еще чувствовал, самый знаменитый следователь Ежова Ушаков, по его приказу, приступил к допросу арестованного. Уже через неделю Меженинов сдался, ибо:
1. Вооруженной интервенции не произошло и стало ясно, что ее не будет.
2. Все попытки выступления в Москве и других городах оказались сорваны.
3. Тюрьма быстро наполнилась сторонниками оппозиции, все думали лишь о собственном спасении, с легкостью выдавали все, что знали, и «топили» друг друга.
Теперь оставалось думать только о том, как смягчить собственную вину. И Меженинов тоже стал на путь «чистосердечного признания». Ушаков аккуратно оформил эти признания четырьмя протоколами. Ежов и Фриновский были очень довольны результатами.
27 сентября 1937 г. состоялся суд Военной Коллегии Верховного суда СССР (председательствующий — Ульрих, члены суда — И. Голяков, Ждан). В судебном присутствии Меженинов признал, что:
1. Являлся одним из руководителей антисоветского «право»-троцкистского заговора.
2. Тухачевский действительно занимался шпионской деятельностью.
3. Именно он его завербовал и довел до такого позора: ведь был ему Тухачевский, как дворянин, гораздо ближе, чем какой-то Сталин.
Вместе с тем Меженинов на 80% отрицал свои показания на предварительном следствии, отрицал собственную шпионскую работу и признавал лишь клеветнические оппозиционные разговоры в адрес армии, ибо утверждал, что она слаба, плохо обучена и непременно будет врагом разбита, так как Ворошилов неспособный полководец и все его окружение не лучше.
На вопрос председательствующего о своих показаниях на предварительном следствии Меженинов отвечал, что «он врал на себя и на Красную Армию. Думал, что своими показаниями на предварительном следствии он принесет пользу (??) Красной Армии».
Вот такие жалкие и смехотворные речи держал на суде зам. начальника Генерального штаба РККА. Разумеется, ему не поверили. Суд приговорил его к смертной казни и конфискации имущества, лишил звания «комкора» — за шпионаж и измену, за участие в заговоре. В тот же день, 28 сентября 1937 г., приговор привели в исполнение.
Семье Меженинова пришлось несладко. Жена его, Софья Петровна, бывшая врачом, получила 8 лет лагерей (умерла в 1950 г.). Сын Петр, учившийся в Военной академии, был отчислен, в ноябре 1937 г. арестован НКВД и через месяц расстрелян с двумя подельниками (сыновья комкора и дворянина Н.Н. Петина (1876-1937, чл. партии с 1919) и корпусного интенданта Д.И. Косича (1896-1937, чл. партии с 1918?). Им инкриминировали создание террористической тройки с целью убийства в порядке отмщения за отцов — Сталина, Молотова и Ворошилова. Вещь вполне возможная, продиктованная безграничной ненавистью. Было бы правильно издать записи их допросов в НКВД и краткого судебного процесса.