Сталин слезам не верит
Шрифт:
Сколько из них пострадало невинно? Не имея возможности подробно вдаваться в анализ этой стороны дела, всё же замечу, во-первых, что общее число репрессированных в 1937–1938 годах ниже, возможно, вдвое и даже более того, чем это обычно утверждается. Во-вторых, действительно невинные жертвы 1937–1938 годов вряд ли составляют больше трети от общего числа репрессированных. Это тоже немало, но тому есть свои причины. Некоторые из них вскрылись во время следствия по делу Ежова, но об этом чуть позже.
Сама же репрессивная операция в условиях возможной близкой внешней агрессии
Далее… Вопреки установившемуся мнению, во многих регионах арестованные осуждались не «на конвейере», а после следствия, длившегося иногда месяцами. В ходе следствия, вне сомнения, вскрывались дополнительные фигуранты, поэтому значительное число репрессированных и во второй волне было осуждено, в том числе к ВМН, не без оснований.
Однако на объективный процесс «зачистки» страны наложились сознательные провокационные действия той части руководства НКВД, которая имела отношение к заговорам и преследовала цели дискредитации Советской власти и Сталина. «Технология» таких действий хорошо видна из следующей части показаний Ежова от 4 августа 1939 года:
«…Ответ: Когда были исчерпаны в областях установленные для них так называемые «лимиты» по репрессии бывших кулаков, белогвардейцев, к.-р. духовенства и уголовников, мы — заговорщики и я… вновь поставили перед правительством вопрос о том, чтобы продлить массовые операции…
В доказательство целесообразности продолжения массовых операций мы приводили крайнюю засоренность этого рода элементами колхозов в деревне, фабрик и заводов в городах, подчеркивая заинтересованность и сочувствие к этой мере трудящихся города и деревни.
Вопрос: Вы что же, обманули правительство?
Ответ: Продолжить массовую операцию и увеличить контингент репрессируемых безусловно было необходимо.
Меру эту, однако надо было растянуть в сроках и наладить действительный и правильный учёт с тем, чтобы, подготовившись, нанести удар по организующей, наиболее опасной верхушке контрреволюционных элементов…
…В этом смысле мы правительство, конечно, обманывали самым наглым образом…»
Ежов далее пояснял свои слова более конкретно, говоря и вот что:
«По словам Фриновского (выезжавшего в Дальневосточный край. — С.К.), продолженная нами массовая операция пришлась как нельзя кстати. Создав впечатление широкого разгрома антисоветских элементов в ДВК, ему удалось на деле удачно использовать массовую операцию для того, чтобы сохранить более руководящие и активные кадры контрреволюции и заговорщиков. Сосредоточив весь удар… на пассивных деклассированных элементах, Фриновский, с одной стороны, вызвал законное недовольство среди населения многих районов
Это не выдумано допрашивавшим в тот день Ежова страшим лейтенантом ГБ Эсауловым (позднее, в 1944–1947 гг. он был заместителем наркома НКГБ СССР), а записано им со слов самого Ежова. Собственно, Эсаулов по малости тогдашнего своего служебного положения не смог бы выдумать ничего похожего на протокол допроса Ежова от 4 августа 1939года, даже если бы очень захотел.
Почему ранее вполне честно служившие Советской власти люди с какого-то момента пошли на измену? Ответ очевиден — не по изначальной ненависти к этой власти, как это было у «бывших», а исключительно по слабости гражданского духа и дефектности нравственных качеств. Говорят: «Коготок увяз, всей птичке пропасть». Вот и у них всё начиналось с «коготка».
На допросе 26 апреля 1939 года (его протокол ныне рассекречен) Ежов объяснил одну из непосредственных причин того, почему он был склонен пойти в ноябре 1938 года на решительные действия:«.. окончательно понял, что партия мне не верит и приближается момент моего разоблачения». После того, как сорвались планы путча 7 ноября, Ежов решил лично подготовить террориста-смертника, и вот как он об этом рассказывал:
«Ответ: Теперь я решил лично подготовить человека, способного на осуществление террористического акта.
Вопрос: Кого же вы привлекали для этих целей?
Ответ: ЛАЗЕБНОГО (Р. 1902, арестован 29.04.39, расстрелян 22.01.40. — С.К.), бывшего чекиста, начальника портового управления Наркомвода.
Я знал, что на ЛАЗЕБНОГО имеются показания о его причастности к антисоветской работе, и решил использовать это обстоятельство для вербовки ЛАЗЕБНОГО.
В одну из встреч в моем служебном кабинете в Наркомводе я сообщил ЛАЗЕБНОМУ: «Выхода у Вас нет, вам все равно погибать, но зато, пожертвовав собой, вы можете спасти большую группу людей». На соотвествующие расспросы ЛАЗЕБНОГО я сообщил ему о том, что убийство СТАЛИНА спасет положение в стране. ЛАЗЕБНЫЙ дал свое согласие.
Вопрос: Какое вы имели основание повести с ЛАЗЕБНЫМ столь откровенный разговор?
Ответ: Вообще ЛАЗЕБНЫЙ за последнее время ходил как в воду опущенный, находился в состоянии безнадежности и не раз высказывал мысль о самоубийстве. Поэтому мое предложение он принял без колебаний. ЛАЗЕБНЫЙ согласился даже с тем, чтобы после осуществления террористического акта на месте преступления кончить самоубийством…»
Не верится? Но проводившие допрос Кобулов и Шварцман, хотя их сейчас и представляют «кровавыми мясниками Берии», уж во всяком случае талантами Фёдора Достоевского и Льва Толстого не обладали, как и старший следователь Сергиенко, который вёл протокол допроса.