Сталин: тайны власти
Шрифт:
7 октября со всего лишь речью выступил второй член «триумвирата», Берия. Он говорил с иных позиций. Продолжая настаивать на том, что США «боятся мира больше, чем войны, хотя нет никакого сомнения в том, что, развязав войну, они только ускорят свой крах и свою гибель», он призвал всех к повышению бдительности, так как американцы «засылают в нашу страну и в другие миролюбивые страны шпионов и диверсантов». Но главной, основной даже по объему темой Берия сделал все же другое — «передовые социалистические нации», точнее, «советские национальные республики», но только союзные, которые якобы поднялись сами по себе на необычайно высокий уровень развития, уже достигли небывалых успехов в развитии экономики, науки,
На следующий день, соблюдая, видимо, иерархию «триумвирата», выступил и Булганин. Вынужденно, вслед за Маленковым, он признал основной целью экономического развития страны «неуклонный подъем материального и культурного уровня трудящихся», но все же не удержался от выражения характерных для «ястребов» взглядов — мол, США и НАТО готовят войну против СССР, и «если они ее развяжут, то это вызовет могучий отпор всех миролюбивых народов, которые не пожалеют своих сил, чтобы навсегда покончить с капитализмом». А для этого, заявил Булганин, следует «всемерно укреплять нашу армию, авиацию и военно-морской флот. Постоянная боевая готовность наших вооруженных сил и вооруженных сил всего демократического лагеря — самая надежная гарантия от всяких случайностей»[24].
Сталин же и до съезда, и во время его работы держался особняком. Летом, когда узкое руководство сотрясала борьба за лидерство, за определение линии поведения СССР на международной арене, внутриполитического курса, он неожиданно занялся сугубо теоретическими, чисто абстрактными вопросами. Принимая участие с апреля 1950 г. в дискуссии по проекту учебника политэкономии, встречаясь с Леонтьевым, Островитяновым, Шепиловым, Юдиным, Лаптевым, Пашковым, другими экономистами, Сталин углубился в весьма далекие от насущных проблем вопросы и счел их для себя первостепенными. Однако поначалу он противился раскрытию своего участия в такой работе, 15 февраля 1952 г. заметил:
«Публиковать "Замечания" в печати не следует. Дискуссия по вопросам политической экономии была закрытой, о ней народ не знает. Выступления участников дискуссии не публиковались. Будет непонятно, если я выступлю в печати со своими "Замечаниями". Публикация "Замечаний" в печати не в ваших интересах. Поймут так, что все в учебнике заранее определено Сталиным. Я забочусь об авторитете учебника. Учебник должен пользоваться непререкаемым авторитетом. Правильно будет, если то, что имеется в «Замечаниях», узнают впервые из учебника. Ссылаться в печати на "Замечания" не следует. Как же можно ссылаться на документ, который не опубликован. Если вам нравятся мои "Замечания", используйте их в учебнике. Можно использовать "Замечания" в лекциях, на кафедрах, в политкружках, без ссылок на автора»[25].
Затем Сталин с той же увлеченностью вопросами политэкономии написал ответы на письма к нему: А.И. Ноткину — 21 апреля, Л.Д. Ярошенко — 22 мая, А.В. Саниной и В.Г. Венжеру — 28 сентября. И вслед за тем сам ли, по настойчивым ли просьбам руководителя авторского коллектива учебника Д.Т. Шепилова или его бывшего шефа М.А. Суслова, а быть может, и Маленкова, он вдруг изменил первоначальное намерение не публиковать «Замечания». Они, вместе с тремя ответами, буквально в канун открытия съезда появились сначала в «Правде», а потом были изданы и отдельной брошюрой под общим названием «Экономические проблемы социализма в СССР».
Эта публикация вывела Сталина из тени, в которой он находился слишком долго. Практически всех выступавших на съезде вынудили в той или иной форме обращаться к этой работе со словами восхищения. Однако участники съезда невольно подыгрывали Маленкову, ибо в «Замечаниях» Сталин так сформулировал то, что назвал «основным экономическим законом социализма»: «Обеспечение максимального удовлетворения
Не менее далекой от насущных забот, от реального положения страны, от борьбы в узком руководстве оказалась и речь Сталина, произнесенная в последний день работы съезда, 14 октября. Казалось бы, выступление после всех позволит подвести итог неявной, скрытой дискуссии, выразить свое мнение по основным проблемам, оказавшимся в центре внимания. Но Иосиф Виссарионович не воспользовался предоставившейся возможностью, говорил «вообще», безотносительно к происходившему на съезде: о необходимости поддержки «нашей партии», «доверия и сочувствия к ней со стороны братских партий и братских народов за рубежом»; о том, что «наша партия» не останется в долгу, в свою очередь должна «оказывать им поддержку, а также их народам в борьбе за сохранение мира». И обрушился на буржуазию, уклонившись тем самым от личного участия в борьбе за лидерство в узком руководстве, от поддержки своим авторитетом одной из двух противоборствующих групп.
Все происшедшее на съезде однозначно свидетельствовало: возможность заключения закулисных сделок окончательно исчерпала себя. Схватка — и за власть, и за определение курса для СССР — должна неизбежно, неминуемо и очень скоро прорваться наружу. Стать явной.
Глава 21
Первый пленум нового состава ЦК, собравшийся 16 октября, поспешил образовать непредусмотренное только что скорректированным уставом Бюро Президиума ЦК КПСС. Далеко не случайно повторив название высшего исполнительного органа государственных структур, он не внес ничего существенного в сложившийся баланс сил, не повлиял решительно на приоритетность любой из двух позиций, которые без явного пока успеха отстаивали те, кто встал во главе страны полтора года назад. В бюро, очередное узкое руководство — «девятку», впервые созданную легально, вошли Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Хрущев, Ворошилов, Каганович, Первухин и Сабуров[1].
В таком составе при нормальной процедуре решения вопросов с помощью голосования бюро могло распасться на несколько не имеющих явного преимущества групп: Маленков, Первухин, Сабуров; Берия, Булганин; Сталин, Ворошилов, Каганович. Следовательно, от Хрущева, от того, кого именно он поддержит, и стал зависеть баланс сил. Безусловно, при анализе расклада следовало учитывать и другое: ни Сталин, судя по его поведению на съезде, ни «тени прошлого» Ворошилов и Каганович в предстоящей схватке, скорее всего, участвовать не будут, просто примут ее исход, каким бы он ни оказался.
Иным образом выглядел Секретариат ЦК, на этот раз необычайно многочисленный. Он включал, во-первых, первого секретаря Челябинского обкома А.Б. Аристова, первого секретаря ЦК КП Молдавии Л.И. Брежнева, первого секретаря Краснодарского крайкома Н.Г. Игнатова — новичков на Старой площади; во-вторых, Н.А. Михайлова, четырнадцать лет возглавлявшего комсомол, Н.М. Пегова, прошедшего недолгую школу заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов; в-третьих, Г.М. Маленкова, П.К. Пономаренко, И.В. Сталина, М.А. Суслова, Н.С. Хрущева, опытнейших аппаратчиков, которым и предстояло вершить здесь все дела.