Сталин: тайны власти
Шрифт:
Сочтя такую подготовительную операцию завершенной, узкое руководство решительно реорганизовало структуру СМ СССР, существовавшую почти четыре года. 15 марта было ликвидировано пять из девяти отраслевых бюро — топливной промышленности, сельского хозяйства и заготовок, транспорта и связи, металлургии и геологии, культуры. Они были упразднены, чтобы замаскировать освобождение Берия, Маленкова и Молотова от дополнительных, ненужных теперь им, излишних и крайне обременительных обязанностей. Малышеву, Первухину, Сабурову и Тевосяну фактически была передана львиная доля работы в правительстве. Постановление как бы между прочим определило: «вопросы министерств и ведомств, входивших ранее в вышеуказанные бюро, должны рассматриваться непосредственно
Реорганизация структуры СМ СССР на Маленкове практически не отразилась, все его полномочия по контролю за аграрным сектором давно уже находились у секретаря ЦК ВКП(б) Пономаренко. 27 октября 1950 г. его по совместительству назначили министром заготовок СССР. Но обязанности другого члена «триумвирата» были оговорены особо. «Тов. Берия обязать половину своего рабочего времени отдавать делу №1, №2 и №3» — то есть руководству Первым и Вторым главными управлениями при СМ СССР, занимавшимися ядерной программой, а также той частью Спецкомитета, которая вела разработку и создание ракетного оружия[22].
Только затем произошло то, что в Советском Союзе обычно свидетельствовало о скорой и радикальной перемене политического курса. 23 июня 1951 г. Суслова освободили от обязанностей главного редактора «Правды», назначив на вакантное место Л. Ф. Ильичева[23].
Глава 20
В тот же день, 23 июня 1951 г. в соответствии с директивой, полученной из Москвы, постоянный представитель СССР в ООН и Совете Безопасности Я.А. Малик выступил в радиопрограмме ООН с сенсационным предложением — незамедлительно начать переговоры о прекращении войны в Корее.
«Народы Советского Союза, — сказал Малик, — верят в возможность отстоять дело мира. Советские народы верят также, что можно было бы урегулировать и самый острый вопрос в настоящее время — военный конфликт в Корее. Для этого требуется готовность сторон стать на путь мирного урегулирования корейского вопроса. Советские народы верят в то, что в качестве первого шага следовало бы начать переговоры между воюющими сторонами о прекращении огня, о перемирии с взаимным отводом войск от 38-й параллели. Можно ли сделать такой шаг? Я думаю, что можно при искреннем желании положить конец кровопролитным столкновениям в Корее. Я думаю, что это не такая уж большая цена, чтобы добиться мира в Корее»[1].
30 июня генерал Риджуэй, главнокомандующий силами ООН в Корее, объявил о согласии с предложением Малика. 1 июля о том же заявили Ким Ир Сен и командующий китайскими «добровольцами» генерал Пын Дэхуай. 10 июля близ корейского города Кэсона начались переговоры двух враждующих сторон. Так был сделан первый шаг на пути к разрядке. Второй последовал месяц спустя. 4 августа ПБ по предложению Молотова утвердило решение — в дальнейшем не настаивать на пересмотре конвенции Монтрё о режиме Черноморских проливов, очередной пятилетний срок которой истек[2].
Тем самым узкое руководство все же отказалось и от проводимого с 1945 г. дипломатического давления на Турцию, и от территориальных претензий к ней.
Наконец, 20 августа ПБ образовало специальную комиссию, призванную подготовить созыв в Москве международного экономического совещания. Молотов как председатель, Микоян, Вышинский, Суслов, Григорьян, Меньшиков и другие как члены должны были в пятидневный срок представить предложения, которые не только гарантировали бы сам созыв и участие в нем представителей максимального числа стран, помимо членов СЭВ, но и позволили бы вырваться из изоляции,
Однако работа над документом неожиданно затянулась и привела, прежде всего, к вскрытию вопиющих недостатков в деятельности МВТ. Они, как отметило постановление ПБ, принятое 4 ноября, выразились «в том, что Министерство внешней торговли при осуществлении торговых операций с капиталистическими странами не проявляет должной заботы по обеспечению внешнеторговых интересов государства, слабо контролирует выполнение планов внешнеторговых операций, в результате чего запаздывает в закупке и доставке необходимых для СССР товаров из-за границы, а в ряде случаев допускает завоз товаров плохого качества, чем наносит ущерб государству». Вывод последовал традиционный: «Эти недостатки в значительной мере являются результатом того, что министр внешней торговли т. Меньшиков не справляется со своими обязанностями». Тем же постановлением его сняли, утвердив новым министром прежнего первого заместителя, И.Н. Кумыкина[3].
Только незадолго до открытия совещания, в середине февраля 1952 г., да к тому же комиссии в новом составе — Молотов, Микоян, Кумыкин, Григорьян, Пономарев (от Агитпрома) и Захаров (от МВТ) — удалось четко сформулировать его задачи. Своеобразная директива установила: «Основная цель Советского Союза заключается в том, чтобы содействовать прорыву торговой блокады и той системы мероприятий по экономической дискриминации в отношении СССР, стран народной демократии и Китая, которая в последние годы проводится правительством США со все большим нажимом… Совещание должно выявить возможные положительные стороны восстановления и развития нормальных условий в области торговли и экономических связей между странами». А потому предлагалось «предоставить возможность для выступления возможно большему кругу участников совещания, не выдвигая специальных документов, чтобы не создавать особого положения для представителей отдельных стран»[4]. Иными словами, было решено полностью деполитизировать международное экономическое совещание, отказавшись на этот раз от обычных в таких случаях деклараций, что и привело бы для начала к выходу из изоляции в области международной торговли, обретению новых рынков сбыта советской продукции и сырья, партнеров в импортных операциях за пределами Восточного блока.
Не менее показательным свидетельством начавшихся перемен стали еще два неординарных события. 20 июля 1951 г. в должности министра ВМФ восстановили адмирала Н.Г. Кузнецова[5]. Такое вроде бы обычное, даже заурядное кадровое перемещение в данном случае выглядело более чем вызывающим, ведь совсем недавно, всего чуть более трех лет назад, Кузнецов не просто был отстранен от должности, но и предстал перед военной коллегией Верховного суда СССР, обвиняемый в измене. Настаивал же именно на таком, репрессивном характере решения судьбы адмирала не кто иной, как Булганин, в то время «всего лишь» заместитель председателя СМ СССР, министр Вооруженных Сил.
«В маленьком зале Кремля, — вспоминал Кузнецов, — где обычно проходили не очень многолюдные совещания старших руководителей, было собрано Политбюро ЦК под руководством Сталина. На этом совещании моряков Сталин сидел в стороне. Председательствовал Маленков. Предложили всем командующим флотами высказаться о делах в ВМФ… Сталин, не проронив ни слова, что-то писал на бумаге… Нас отпустили. Сталин только сказал, что Юмашев (министр ВМФ. — Ю. Ж.) "пьет", и предложил подумать о замене. Все ждали указаний свыше. На следующий день собрались уже в другом помещении (кажется, в кабинете Маленкова), и на вопрос, что мы надумали, естественно, никто не ответил. Тогда председатель взял слово и сказал, что они на Политбюро обменивались мнениями и решили "вернуть" Кузнецова»[6].