Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи
Шрифт:
По линии содовой промышленности, несмотря на то что наша страна изобилует солью и сырья для соды сколько угодно и производство соды известно хорошо, в стране дефицит соды. Задерживалось строительство новых содовых заводов.
Вышинский: Чем это вызывалось?
Пятаков: Моей и Ратайчака деятельностью.
Вышинский: Какой деятельностью? У вас были две деятельности — официальная и скрытая.
Пятаков: Я сейчас, конечно, говорю о преступной
В отношении азотной промышленности. Здесь и Ратайчак и Пушин, главным образом Ратайчак, приложили свою вредительскую руку при моем непосредственном участии. Здесь шла систематическая переделка проектов, постоянное затягивание проектирования и тем самым затягивание строительства.
Вышинский: Искусственное?
Пятаков: Ну, конечно. Несмотря на принятое правительством решение, несколько заводов вообще не строилось.
Вышинский: Расскажите о вашей диверсионной деятельности.
Пятаков: Собственно, все происходило по нашим указаниям и по моим, в частности. Установка давалась, но я не могу конкретно сказать, что я давал указания произвести именно такую-то и такую-то диверсию.
Вышинский: А насчет Кемерово не было так?
Пятаков: Нет, это тоже чересчур конкретно. Я подтвердил показание Норкина и сейчас подтверждаю, что, в соответствии с полученной мною установкой Троцкого, я сказал Норкину, что, когда наступит момент войны, очевидно, Кемерово нужно будет вывести тем или иным способом из строя.
Вышинский: Тем или иным способом, или же говорили об определенных способах?
Пятаков: Я не могу сейчас точно вспомнить.
Вышинский: Тов. председательствующий, разрешите задать вопрос Норкину.
Председательствующий: Подсудимый Норкин!
Вышинский: Подсудимый Норкин, вы припомните разговор с Пятаковым относительно того, чтобы вывести химкомбинат из строя на случай войны?
Норкин: Было сказано совершенно ясно, что нужно подготовить в момент войны вывод оборонных объектов из строя путем поджогов и взрывов.
Вышинский: А вы не припомните, когда он это вам говорил?
Норкин: В 1936 году в кабинете Пятакова в наркомате.
Вышинский: Не припомните ли вы подробностей? Шла ли речь о человеческих жертвах?
Норкин: Я помню такое указание, что вообще жертвы неизбежны и невозможно обойтись при проведении того или иного диверсионного акта без убийства рабочих. Такое указание было дано.
Вышинский: А насчет баранов был разговор?
Норкин: В общем,
Вышинский: Обвиняемый Норкин, не было ли разговора относительно того, на ком будет лежать ответственность за подобные вещи?
Норкин: Разговор был такой, что ответственность ляжет не на исполнителей диверсионных актов, а на руководителей партии и правительства.
Пятаков: Такой разговор был.
Вышинский: Были ли связаны члены вашей организации с иностранными разведками?
Пятаков: Да, были. Надо вернуться к установкам Троцкого для того, чтобы было яснее. Как я уже показывал, у меня была довольно близкая непосредственная связь с Радеком. Радек непосредственно установил и поддерживал связь с Троцким и не раз получал от Троцкого по разным коренным вопросам соответствующие указания. Радек все время держал меня в курсе дела. По мере поступления соответствующей директивы от Троцкого он в тот же день или через пару дней заходил ко мне и рассказывал, что получена такая-то директива.
Вышинский: Что же сообщал вам Радек об этих директивах?
Пятаков: О терроре специальных новых директив не было: считалось, что эта директива принята к исполнению, только были неоднократные требования и напоминания о проведении этой директивы.
Вышинский: В письме к Радеку было упомянуто об этом?
Пятаков: Было. Троцкий говорил, что мы только болтаем.
Вышинский: Чего же Троцкий требовал?
Пятаков: Требовал проведения определенных актов и по линии террора, и по линии вредительства. Я должен сказать, что директива о вредительстве наталкивалась и среди сторонников Троцкого на довольно серьезное сопротивление, вызывала недоумение и недовольство, шла со скрипом. Мы информировали Троцкого о существовании таких настроений. Но Троцкий на это ответил довольно определенным письмом, что директива о вредительстве это не есть что-то случайное, не просто один из острых методов борьбы, которые он предлагает, а это является существеннейшей составной частью его политики и его нынешних установок.
В этой же самой директиве он поставил вопрос — это была середина 1934 года — о том, что сейчас, с приходом Гитлера к власти, совершенно ясно, что его, Троцкого, установка о невозможности построения социализма в одной стране совершенно оправдалась, что неминуемо военное столкновение и что, ежели мы, троцкисты, желаем сохранить себя, как какую-то политическую силу, мы уже заранее должны, заняв пораженческую позицию, не только пассивно наблюдать и созерцать, но и активно подготовлять это поражение. Но для этого надо готовить кадры, а кадры одними словами не готовятся. Поэтому надо сейчас проводить соответствующую вредительскую работу.