Сталин в жизни
Шрифт:
Дж. Кеннан (посол США в СССР).
Цит. по: Соловьев Б., Суходеев В. С. 146
Играл Сталин и со своими ближайшими соратниками. Примером может послужить А. Н. Косыгин, человек трезвого ума и уравновешенного характера. Незадолго до своей смерти Сталин густо замесил так называемое «ленинградское дело», в результате которого погибли близкие Косыгину люди. Причем, как рассказывал мне Алексей Николаевич, Сталин сам направлял ему копии протоколов допросов с показаниями подследственных, которые утверждали (несомненно, под воздействием теперь уже хорошо известных методов), что Косыгин вместе с ними замышлял страшные дела
И тем не менее Косыгин неизменно вспоминал о Сталине с чувством, близким к благоговению. Помню его рассказ о том, как он не мог заснуть всю ночь, после решения XXII съезда КПСС о выносе тела Сталина из мавзолея.
Трояновский О. С. 146
В этом контексте следует отметить, что Сталин очень любил драматические постановки на сцене и на экране, в том числе исторические драмы, такие, как «Ленин в Октябре», одним из действующих лиц которой был он сам. Юрий Елагин, работу которого мы использовали в качестве одного из источников по этому вопросу, вспоминает, как Сталин появился в Московском театре имени Вахтангова на специальном просмотре последнего акта героико-революционной драмы «Человек с ружьем», посвященном юбилею Ленина. По ходу пьесы Ленин приветствовал красногвардейцев, уходящих на фронт, со ступенек Смольного, а Сталин появлялся рядом с ним. Елагин, исполнявший партию ударных в оркестре, наблюдал за Сталиным, который из своей ложи аплодировал Рубену Симонову, игравшему Сталина, и, очевидно, получал большое удовольствие от спектакля.
Такер Р. С. 393
Сталин был весьма проницательным. Хотя он долго не всматривался в находящегося перед ним человека, но сразу как бы охватывал его всего. Он не переносил верхоглядства, неискренности и «виляния». При обнаружении подобного выражение лица Сталина мгновенно изменялось. Наружу прорывались презрение и гнев.
Я. Чадаев.
Цит. по: Куманев Г. С. 393
…Однажды Сталин обратил внимание Чадаева на одну, как ему казалось, допускаемую оплошность или недочет. Как-то, выйдя во время заседания Бюро Совнаркома в приемную, Сталин увидел там большую группу наркомов, ожидающих вызовов по своим вопросам.
После окончания заседания, когда мы остались вдвоем, — вспоминал бывший управделами СНК, — Сталин подозвал меня. Я удивился и терялся в догадках. При этом, естественно, волновался.
Глаза из-под его густых ресниц смотрели на меня строго.
— Вот что, — сказал Сталин. — Не годится, когда много людей вызываете заранее, а потом они зря тратят время на ожидание. Следующий раз этого не допускайте.
Я сразу же ответил: «Слушаюсь, товарищ Сталин». Но все-таки добавил: «Сколь не говоришь им не приходить рано, они все равно приходят».
— Ну что с ними поделаешь, — сморщился Сталин и отправился к выходу.
«На всю жизнь запомнил я это замечание Сталина», — писал в своих мемуарах Яков Ермолаевич.
Куманев Г. С. 381–382
…Сталин говорит очень спокойно, медленно, уверенно, иногда повторяя фразы. Он говорит с легким грузинским акцентом. Сталин почти не жестикулирует. Сгибая руку в локте, он только слегка поворачивает ладонь ребром то в одну, то в другую сторону, как бы направляя словесный поток. Иногда он поворачивается корпусом в сторону подающего реплику... Его ирония довольно тонка. Сейчас это не тот Сталин, который был в начале вечера, Сталин, прыскающий под стол, давящийся смехом и готовый смеяться. Сейчас его улыбка чуть уловима под усами. Иронические замечания отдают металлом. В них нет ничего добродушного. Сталин стоит прочно,
Зелинский К. С. 162–163
Вместе с тем, к числу «слабостей» Сталина следует несомненно отнести его всегдашнее стремление произвести впечатление своей всесильности, хотя это и достигалось, как бы неброскими, косвенными и «естественными» мерами. Здесь важно подчеркнуть, что речь шла не о личном выпячивании своего «я», а исключительно о демонстрации всемогущества социалистического государства. И делалось это в двух, как правило, случаях: во-первых, для иллюстрации тезиса о том, что «если надо стране, то будет сделано все, даже — невозможное» и, во-вторых, для иллюстрации другого любимого сталинского тезиса: что «если приказано, то должно быть выполнено, хоть ты умри»… Как известно, у Сталина было несколько переводчиков, для каждого языка — свой специалист. Переводчиком с немецкого и на немецкий был Бережков, переводчиком с английским языком — был Павлов. Бережков стал работать в МИДе еще до войны, участвовал в переговорах с Гитлером и Риббентропом, «удостоился» особого внимания Гитлера, который с трудом поверил, что Бережков русский, и, по-видимому, так и остался убежденным, что перед ним — немец, столь тонко чувствовал этот переводчик иностранный язык.
Как-то случайно, Сталин узнал, хотя Бережков об этом прежде не упоминал, что тот знает помимо немецкого и английский язык. Однако никакого влияния этот факт в положение Бережкова не внес, и казалось, вообще, не был принят Сталиным во внимание, ибо Бережков был твердо закреплен, как переводчик № 1 по немецкому языку, и, даже если бы он и знал другой язык, то трудно было бы предположить, что он знал его лучше немецкого, ибо то был язык его детства.
И вот, как-то спустя два или три года, всего за 5—10 минут до начала ответственных переговоров с американцами Сталину сообщают, что Павлов не сможет присутствовать, так как неожиданно заболел.
Американцы, уже прибывшие в Кремль, узнав об этом — заволновались: будут отложены или сорваны переговоры? Советник посольства США в Москве Чарльз Болен, с тревогой спрашивает у Сталина:
— Что же делать?
Но Сталин невозмутим. Он единственный, из всех присутствующих, кто совершенно спокойно воспринимает сложившуюся ситуацию.
— Что делать? — Будем работать, — невозмутимо заявляет он.
— Но кто же будет переводить? — нервно спрашивает Ч. Болен.
— Переводить будет Бережков. Вызовите его.
— Но Бережков же немецкий переводчик, а не английский, — не унимается Ч. Болен.
— Это не имеет значения, — заявляет Сталин. С американцами — шок!
— Как так не имеет значения?
— Я ему прикажу и Бережков будет переводить с английского, — спокойно объясняет Сталин.
Действительно, явившийся тотчас Бережков отвечает на приказание Сталина – «есть!», блестяще проводит свою работу, а американцы, находящиеся в состоянии легкого обалдения во все время переговоров, следят не столько за их ходом, сколько не устают поражаться гладкому английскому Бережкова, и почти (а может быть и на все 100%) верят, что «Сталин может приказать все, что угодно, и это непременно будет исполнено».
Похлебкин В. С. 134–135
Впоследствии Гарриман придумал анекдот о моем появлении в кабинете Сталина: поначалу беседу переводил с советской стороны Павлов, а с американской — Чарльз Болен, 3-й секретарь посольства США в СССР. В связи с его именем Гарриман, впоследствии приходя иногда с другим переводчиком, любил по-русски повторять: «Болен — болен». Это неизменно смешило Сталина.
У Павлова тогда будто бы возникли трудности с переводом, и Болен принялся помогать ему. Это не понравилось Сталину. Он обратился к Молотову: