Сталин. Большая книга о нем
Шрифт:
Ведь директиву, например, о начале вывода дивизий второго эшелона от 11–12 июня в ОдВО из ГШ не отправляли. Дивизии ОдВО начали выводить по телеграмме ГШ с разрешением на вывод… по заявке командования ОдВО М. Захарова еще от б июня. Так что – нужны шифровки ГШ за эти дни…
«В директиве Наркома обороны и начальника Генерального штаба, посланной в ночь на 22 июня в западные приграничные округа, предписывалось:
“…Б) ПЕРЕД РАССВЕТОМ 22.6.41 г. РАССРЕДОТОЧИТЬ ПО ПОЛЕВЫМ АЭРОДРОМАМ ВСЮ АВИАЦИЮ, В ТОМ ЧИСЛЕ И ВОЙСКОВУЮ, ТЩАТЕЛЬНО ЕЕ ЗАМАСКИРОВАТЬ;
В) ВСЕ ЧАСТИ ПРИВЕСТИ В БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ…”
На исходе ночи
Находясь в полевых условиях, штаб ВВС ОДВО заранее установил связь с частями и дал им необходимые указания. Вот почему массированный налет вражеской авиации на рассвете 22 июня оказался малоэффективным…»
И это совершенно верно – указание на рассредоточение авиации в ОдВО отдали вовремя, и рассредоточение до первых налетов было проведено. В результате в первые налеты таких потерь, какие понесла авиация КОВО, ЗапОВО и ПрибОВО, в Одесском ВО не было.
А теперь посмотрим, что написал в те же годы человек, к Сталину относящийся с огромным уважением. Маршал А.И. Покрышкин, начинавший войну в ОдВО. Возьмем для сравнения две его книги. Одна – издания 1986 года, другая вышла в 1980 году. Покрышкин А.И. Познать себя в бою. – М., 1986 г. Гл. «Первые победы, первые неудачи»:
«Частые звенящие звуки подхватили с постели.
Били в рельсу. Тревога! Привычно нащупывал в темноте одежду и сапоги. А рядом – топот пробегающих мимо палатки авиаторов полка. Дьяченко, посмотрев на меня с постели, недовольно проворчал:
– Ну что вы вскочили? Дома надоели учебные тревоги, и здесь не дают поспать. Какое отношение мы имеем к делам этого полка?
– Прекрати болтать! Быстрее одевайся! Догоняй нас. Мы пошли на КП, – предупредил я товарища.
Действительно, в последнее время учебные тревоги объявлялись часто. И это как-то притупило настороженность. Но сегодня меня эти сигналы заставили вспомнить разговор с хозяином квартиры в Бельцах. Быстро прибежал на КП полка, расположенный на границе летного поля. Здесь – большая группа летчиков. Они получали указания от начальника штаба полка. А над аэродромом нарастал гул моторов. Сомнений не было – идет рассредоточение самолетов. Чувствовалось напряжение во всем. Оно сразу передалось и мне. Протиснувшись к начальнику штаба, спросил:
– Что случилось? Боевая или учебная?
– Война! На границе уже идут бои. Может быть удар по аэродрому…»
Как видите, тревога была объявлена в темноте – до первых налетов в этом округе, что начались около 3.30 утра 22 июня. Светало в тот день в этих местах примерно в это же время – около 3.30 утра. Но подняли летчиков на этом достаточно тыловом аэродроме именно в темноте, т. е., видимо, не позже 3.00. Что подтверждает слова Захарова – приказ о боевой тревоге пошел «во все гарнизоны» около 2.00. А вот что Покрышкин пытался рассказать о том, что приведения в боевую готовность 19–20 июня в его авиадивизии не было – отсутствовали командиры в иап:
«Я остался один, проклиная последнюю перегонку
Звено Валентина Фигичева, базируясь недалеко от города Унгены, несло в канун войны боевое дежурство и имело цель перехватывать нарушителей границы (подобное дежурство было во всех запокругах. – Авт.). В четверг гитлеровский разведчик углубился на нашу территорию. Звено обстреляло его. Это вызвало гнев командира дивизии. В субботу в Пырлицу для наведения порядка в звене Фигичева по приказу генерала Осипенко были направлены командир полка В. Иванов и командир эскадрильи Ф. Атрашкевич. Кроме того, в Кишинев был вызван командир звена Селиверстов. Вот и получилось, что, когда грянула война, в полку не оказалось командира, многих командиров эскадрилий и звеньев, подразделения были разбросаны.
Отсутствие на аэродроме утром 22 июня двух звеньев и Ф. Атрашкевича, а всего восьми наиболее подготовленных летчиков, привело к потере боеспособности эскадрильи. Находившиеся на аэродроме пять рядовых летчиков, не прошедших еще полностью переучивания на МиГ-5, во главе с адъютантом эскадрильи Семеном Овчинниковым и командиром звена Константином Мироновым сделали все, чтобы отразить налет большой группы бомбардировщиков, прикрытых “мессершмиттами”. Но силы были неравные. Предотвратить удар по аэродрому не удалось. Гитлеровцы потеряли три самолета, но в бою погиб и Овчинников…»
В книге «Небо войны» (М., 1980 г. Гл. «Вступление») Покрышкин также описывает, что со своим звеном (три летчика), перегоняя новые МиГи с тылового аэродрома на свой, он был в ту ночь не на своем аэродроме. Задержались они на три дня на аэродроме недалеко от г. Григориополи. Но утром 22 июня они все же вылетели в сторону своего аэродрома:
«Добрались до Маяков и удивились: на аэродроме тихо, спокойно. Все самолеты рассредоточены в кукурузе и замаскированы. Летное поле свободно. Совершив посадку, первым заруливаю машину в кукурузу.
Дьяченко и Довбня ставят свои МиГи рядом с моим.
– Забыли, что война? – прикрикнул я на них. – Зачем выстраиваетесь, как на параде!»
Выходит, пункт о рассредоточении авиации из «Директивы № 1» до первых налетов был выполнен. А это значит, Мичугин действительно выполнил приказ Захарова о рассредоточении самолетов на аэродромах до налетов немецкой авиации и передал его в авиадивизии.
Однако не все так гладко было и в ОдВО. Похоже, приказа о приведении в боевую готовность авиации 19–20 июня в ОдВО не было. Либо не поступало из Москвы, либо его срывали уже на местах…
«Вчера командир дивизии приказал Иванову и комэску Атрашкевичу немедленно отправиться в Пырлицу и разобраться, почему Фигичев нарушил границу, преследуя немецкого разведчика. Иванов вылетел на УТИ-4. Атрашкевич выехал на автомашине. <…>
Вот так ситуация! Командиров на аэродроме нет, некоторых летчиков тоже…
– Бельцы? Бельцы? – слышится голос майора Матвеева. <…>
Из Бельцев сообщают, что рано утром немецкие бомбардировщики под прикрытием “мессершмиттов” налетели на аэродром и подожгли бензохранилище. Наши истребители провели воздушный бой.