Сталин. Ледяной трон (с приложениями)
Шрифт:
Собственно говоря, история Польши на протяжении семисот лет служит лишь подтверждением нехитрого тезиса: жизнь в Польше идет нормально и кое-какие успехи достигаются исключительно в том случае, если державой правят инородцы.
Едва только было покончено с классической феодальной раздробленностью и из полунезависимых уделов образовалась единая монархия, ляхи с трона исчезли надолго. В 1380 г. основателями правившей без малого триста лет династии Ягеллонов стала семейная пара без капелюшечки польской крови в жилах: король Владислав Ягелло, на три четверти русский, а на оставшуюся четвертушку жемайт, королева
Первым сомнительной чести открыть этот список удостоился французский принц Генрих Валуа. Не великого ума был юноша, но, прибыв на рабочее место, очень быстро раскусил, что за шатия-братия досталась ему в качестве подданных – и при первой же возможности, вытерпев на троне неполный год, украдкой сбежал домой. Случай, по-моему, уникальный: нет ничего обычного в том, что люди бегут из лагерей и тюрем, но вот чтобы монарх сорвался в побег со своего золотого трона…
Но процедура катилась по накатанной. Зрелище было, чего уж там, шизофреническое: республика («Речь посполитая» – буквальный перевод с латинского «республика», т. е. «общее дело») с выборным королем, начисто лишенным права влиять на государственные дела, не говоря уж о том, чтобы «повелевать».
Дворянство, по сути своей – не более чем передовой отряд государства, обязанный служить как на бранном поле, так и на гражданке. За что и обладает немалыми привилегиями. Поскольку человеческая природа везде одинакова, во всех без исключения странах, где только дворянство имелось, оно пыталось устроить дело так, чтобы служить поменьше, а получать побольше. Но, опять-таки во всех странах, благородное сословие со временем отучали бунтовать и непокорствовать и худо-бедно заставляли служить государству.
Во всех, за исключением Польши, где очень быстро было сформулировано правило, в переводе звучащее предельно просто: «шляхтич в своем огороде всегда равен воеводе». Польское дворянство – это уникальнейшее сочетание ненасытной жажды вольностей, благ и привилегий с полнейшим нежеланием взвалить на себя хоть какие-то обязанности.
В семнадцатом веке только двух польских королей можно назвать настоящими серьезными властителями, добившимися немалых успехов. Первый, Стефан Баторий – на самом деле мадьярский магнат Штефан Батори. Второй, Ян Собесский, знаменит еще более – поскольку именно он в 1682 г. с войском, состоявшим в значительной части из славян, разбил турок под Веной, навсегда остановив их экспансию в Европу (нужно отметить, что славяне эти были представлены в основном не поляками, а литвинами, украинскими казаками и чехами).
Но именно то, что Собесский добился столь нешуточных успехов, заставляет подозревать его в литовском или русском происхождении. Я пока что не предпринимал генеалогических изысканий, но ничуть не удивлюсь, если они подтвердят первоначаль-ную версию.
В течение того же семнадцатого века прослеживается четкая закономерность. Видный военачальник – либо литвин вроде Любомирского, либо русский вроде Иеремии Вишневецкого (потомок православного украинского рода, принявший католичество только в девятнадцать лет). Видный «цивильный» деятель – опять-таки не из ляхов, а либо литвин Потоцкий, либо русский Адам Кисель…
Чистокровные ляхи в это время обычно либо поднимают мятеж против королевской власти (каковое право им предоставлено
Восемнадцатый век – то же шутовство. Саксонский курфюрст Август Сильный ввел два неглупых установления – во-первых, канцлером назначил опять-таки инородца, хитрющего и умного саксонца Брюля, во-вторых, всю сознательную жизнь проходил в шестерках у Петра I, благодаря чему провел на троне, с небольшими перерывами, тридцать шесть лет и мог без помех претворять в жизнь заветную мечту. Была у него такая мечта – переспать со всеми красотками королевства. Нереальная, конечно, но Август усердно к ней стремился, не покладая… гм, рук. И стал безусловным чемпионом среди коронованных особ Европы по количеству внебрачных детей – историки их насчитали не менее трехсот.
А перерывы в восседании Августа на троне проистекали оттого, что буйное панство то и дело провозглашало своего короля, Станислава Лещинского. И два монарха весело гонялись друг за другом по прекрасной Польше во главе вооруженных ватаг, выметавших подчистую всю домашнюю живность в округе и задиравших подолы девкам. Петр I со Стасиком Лещинским так и не справился, но суровая Анна Иоанновна приказала своим генералам выгнать лишнего короля из Польши к чертовой матери, что они и выполнили без особых сантиментов.
Потом на троне восседали опять-таки совершенно бесцветные личности. Еще позже на престоле объявился чистокровный поляк Станислав Понятовский, окончательно разваливший все, что не успели до него. Тут только до шляхты дошло, что страну, собственно, полагается спасать. Группа заговорщиков перехватила королевскую карету, его величеству набили морду (в прямом смысле), объявили низложенным и устроили превеликое шумство: ввели конституцию, затараторили о свободах для прочих сословий…
Увы, к тому времени Россия, Пруссия и Австрия, успевшие провести два раздела Польши (после чего от нее осталось сущее непотребство), решили, что такой географический курьез, как независимая Польша, следует отменить вообще. И отменили. Какое-то время бушевало национально-освободительное восстание – возглавлявшееся, как легко догадаться, не поляком, а литвином Тадеушем Костюшко. Отбушевало. Понятие «Польша» на сто двадцать лет исчезло с географических карт.
Поляки, разумеется, пару раз поднимались на бунты – уже в течение девятнадцатого столетия. Не какой-то злой колонизатор, а идеолог польского Просвещения, философ, историк и писатель Гуго Коллонтай (чистокровнейший литвин, пся крев!) говорил не без иронии: «Воевать поляки не умеют. Но бунтовать!»
С бунтами, правда, царское правительство справилось особо циничным образом. Оба раза, и в 1831-м, и в 1863-м. Соль в том, что основную ударную силу составляла опять-таки благородная шляхта. Так вот, зловредные москали просто-напросто наделили крестьян панской землей и вывели из крепостного состояния – после чего «хлопы» (не только украинские и белорусские, но и польские) принялись мятежников ловить, вязать и в таком виде предъявлять по начальству.