Сталин. Маршал, победивший в войне
Шрифт:
В коммюнике также содержалась «Декларация об освобожденной Европе». Речь шла, на самом деле, о Венгрии, Румынии и Болгарии, которые были заодно с Германией, а теперь их оккупировала Советская Армия. Декларация провозглашала право этих народов на самоопределение, восстановление демократии, свободные политические выборы, на основе которых начнут работу правительства, но не уточняла практических мер, необходимых для осуществления этих принципов, что фактически означало предоставление возможности советским оккупационным властям осуществлять управление по своему усмотрению.
«Большая тройка» сообщала, наконец, что они «договорились» по «польскому вопросу». Они решили, что границей Польши на востоке будет «линия Керзона», на севере и на западе «ее территория будет значительно расширена». Правительство «национального единства», как его назвали, должно быть сформировано «на основе Временного правительства, уже действующего в стране», то есть Польского комитета национального освобождения, называемого также Люблинским комитетом. Конечно, указывалось, что он будет расширен «за счет включения в его состав демократических руководителей, проживающих в Польше и за рубежом». Но, поскольку о правительстве в Лондоне речи не шло, состав будущего правительства Польши, принципы государственной власти совершенно не уточнялись и не предусматривался никакой контроль со стороны Запада, можно было не сомневаться, какого рода правительство получит Польша. То же сообщалось и касательно власти, устанавливаемой в Югославии. Хотя по поводу этой страны коммюнике «большой тройки» говорило о ратификации уже избранного правительства некоей будущей Национальной ассамблеей, в действительности безусловно признавалась диктатура Тито. Таким образом Сталин получил все, что требовал по Восточной Европе, поэтому и только поэтому Франция не была – и не без основания – приглашена для выработки этих решений.
В течение того же дня, когда руководители американского, британского и советского правительств опубликовали свое коммюнике, посол Джефферсон Кеффри передал мне по их поручению два сообщения. Первое было адресованным Франции официальным приглашением присоединиться к трем союзникам для обсуждения вопросов по Германии. Во втором, приписывающем «обстоятельствам» неучастие Франции в обсуждении условий «Декларации об освобожденной Европе», выражалась надежда, что французское правительство, тем не менее, согласится взять на себя вместе с тремя другими союзниками обязательства, вытекающие из данной декларации. Одновременно г-н Кеффри вручил меморандум, адресованный мне президентом Соединенных Штатов от имени «большой тройки». Президент просил Францию вместе с США, Великобританией, СССР и Китаем на предстоящей конференции Объединенных Наций принять участие в консультациях между правительствами этих стран по окончательному определению принципов, сформулированных в Думбартон-Оксе, на которых будет строиться новая международная организация.
В целом, если на наш взгляд факт проведения тремя союзниками Крымской конференции без нас оставался недопустимым, то, напротив, шаги,
Однако во второй половине дня посол вновь испросил у меня аудиенции. Он принес мне личное послание президента Рузвельта. Последний сообщал о своем желании встретиться со мной. Он сам назначал место нашей встречи – город Алжир. Если я соглашусь приехать туда, он мог бы уточнить также и дату встречи.
Приглашение Рузвельта показалось мне неуместным. Г-ну Гарри Хопкинсу, который передал приглашение для получения ответа в течение его пребывания в Париже, Жорж Бидо дал понять, что направлять его не стоило. Встречаться с президентом накануне конференции, против моего присутствия на которой он возражал, мне действительно не подобало. Тем более, что мой визит не давал практически никаких преимуществ Франции, так как решения Ялтинской конференции были уже приняты, но, напротив, мог произвести впечатление, что я одобрял все, что было на ней оговорено. А мы были против авторитарного режима, навязываемого не только Венгрии, Румынии и Болгарии, присоединившимся к Германии, но также Польше и Югославии, которые были нашими союзниками. К тому же я подозревал, что по некоторым вопросам, связанным с Сирией, Ливаном и Индокитаем, напрямую интересовавшим Францию, члены «большой тройки» заключили между собой какое-то соглашение, несовместимое с нашими интересами. Если у Рузвельта была положительная причина желать видеть де Голля, то почему он не допустил его приезда в Крым?
И потом, на каком основании американский президент приглашал французского президента совершить к нему визит в город, находящийся на территории Франции? В начале ноября я приглашал его на встречу со мной в Париж. Хотя тогда он и не приехал на нее, он мог бы сделать это сейчас или попросить меня выбрать место для встречи. Но как я мог принять приглашение приехать в пункт на французской территории от главы иностранного государства? Может быть, для Франклина Рузвельта Алжир не являлся территорией Франции, но тогда было нелишне напомнить ему об этом. Более того, президент США во время поездки по арабским странам Востока приглашал для встреч на борт своего линкора, стоящего на якоре в территориальных водах этих стран, королей и глав этих государств, включая президентов Сирийской и Ливанской республик, которые являлись подмандатными территориями Франции. Таким образом Рузвельт предполагал принять генерала де Голля на том же корабле и на тех же условиях. Я считал, что, каково бы ни было на данный момент соотношение сил, такое поведение переходило все границы. Суверенитет и достоинство любой великой нации должны быть незыблемы. Я нес ответственность за суверенитет и достоинство Франции.
Конец ознакомительного фрагмента.