Сталин. Мой товарищ и наставник
Шрифт:
– Почем? – растерялся я. – Не знаю…
– А какая у тебя зелень есть? – нахмурился Иосиф.
– Разная… – ответил я, понимая, что провалил экзамен.
– Садись! – махнул рукой Иосиф. – Кинто из тебя, как из ишака тамада. Товара не знаешь, цен не знаешь, ходишь не как кинто, а как девка с Солдатского базара, задом виляешь. Если бы у тебя под зеленью листовки лежали, то донес бы ты их только до первого городового!
От стыда я был готов провалиться сквозь землю. Вай, думаю, какой позор! Сам напросился и так опозорился! Теперь Иосиф решит, что я гожусь только на то, чтобы листовки под кроватью хранить.
– А если бы тебя городовой схватил, – Иосиф неожиданно встал и схватил меня за руку, – то смог бы ты от него вырваться?
Я попытался вырваться, но не смог, потому что Иосиф держал меня крепко.
– Не смог бы! – вздохнул Иосиф. – Отвел бы он тебя в участок вместе с твоим товаром.
Он сел, посмотрел мне в глаза и сказал:
– Значит, так, Камо-джан.
По строгому тону голоса Иосифа чувствовалось, что если я провалю второй экзамен, то третьей попытки у меня не будет. Я стал стараться. Делал все, что было мне велено. Месяца через полтора окреп настолько, что поборол теткиного дворника Агарона, саженного [23] верзилу, который раньше был амбалом [24] . Тифлис изучил так, что мог пройти дворами через весь город. Цены на разные товары я стал знать лучше моей тетки. Не могу сосчитать, сколько раз за всю свою жизнь я благодарил Иосифа за этот преподанный мне урок. В нескольких фразах за несколько минут он преподал мне основы конспиративной науки.
23
Сажень равняется 2,13 м.
24
Амбалами в Закавказье и в Персии называли грузчиков и носильщиков.
Когда я счел себя готовым, то однажды встретил Иосифа с подносом на голове и, подражая всем повадкам кинто, предложил купить у меня персики и виноград. Даже песенку спел, кинто вечно пели куплеты о разных новостях, для неграмотных они были живыми газетами. Закончив представление, я взял пудовую гирю и начал поднимать ее на глазах у Иосифа, стараясь показать, что мне это труда не составляет.
– Молодец! – похвалил меня Иосиф и тут же добавил, чтобы я не сильно зазнавался: – Вот еще бы русский так учил, а то тетка твоя уже на меня косо смотрит. Столько учу тебя, а толку мало.
Я старался изо всех сил. Главным образом для того, чтобы читать нелегальную литературу, которая почти вся была на русском. Но трудный язык давался мне очень тяжело. Говоря по-русски, я чувствовал себя человеком, который вброд переходит реку. Думаешь, что все хорошо, и вдруг неожиданно споткнешься о камень или провалишься в яму. Как я ни старался, но в разговоре вечно допускал ошибки. Даже сейчас, в сорок лет, я нет-нет, а скажу что-то не так.
Несмотря на то что мои успехи в изучении русского языка были очень скромными, наши занятия скоро прекратились. Я заявил тетке и ее мужу, что в семинарию и на бухгалтерские курсы я никогда не пойду и что идти в вольноопределяющиеся я передумал. Пока стану работать в типографии, а там видно будет. Теткиному мужу понравилось, что я стану работать – одним ртом меньше (этот человек только и делал, что считал расходы). Тетка, поняв, что со мной спорить бесполезно, назвала меня ишаком, и на том дело закончилось. Если бы мои родственники знали, в какой именно «типографии» я собираюсь работать и что я вступил в РСДРП, то пришли бы в ужас. Уверен, что теткин муж сразу же побежал бы доносить в полицию. У него, как и у большинства богачей, слова «социалист» и «разбойник» были синонимами. Но я хорошо конспирировался. В своей комнате устроил под половицей тайник, где хранил полученный от Иосифа револьвер и прочее, что надо было скрывать от чужих глаз. Если по делам мне приходилось отсутствовать дома ночью, то перед тем, как вернуться, я заходил в какой-нибудь духан, выпивал немного вина и возвращался домой пошатываясь и с песнями, как и положено молодому гуляке, чтобы не вызывать подозрений. Тетка качала головой и причитала: «Горе мне, сестра, виновата я перед тобой, не могу ничего сделать с твоим сыном». А я радовался тому, как ловко я вожу всех за нос.
Револьвер я получил потому, что мне приходилось в одиночку перевозить крупные суммы денег, которые собирались для партии на заводах и фабриках. Иногда случалось везти десятки тысяч. Иосиф не только дал мне револьвер, но научил стрелять и еще научил носить его скрытно, но так, чтобы можно было легко вытащить. И эта наука мне не раз пригодилась в жизни.
Поначалу меня использовали в качестве курьера, присматривались. Когда присмотрелись, то начали давать организационные поручения. Кроме того, я проходил нечто вроде практики под руководством Иосифа. Он вел кружки среди рабочих и брал меня с собой. Надо сказать, что в революционной среде далеко не все понимали важность кружков и хотели заниматься этим делом. Не раз
Посещение кружков принесло мне огромную пользу. Я многому научился у Иосифа и у наших кружковцев. Иосиф научил меня просто и понятно излагать свои мысли, вести пропагандистскую работу так, чтобы она давала хороший результат. Занятия он проводил очень увлекательно. Люди слушали, раскрыв рты, словно им читали авантюрный роман. Кружки собирались у кого-то на дому, и для маскировки на стол ставилось вино и кое-что из еды – хлеб, сыр, зелень. Если вдруг нагрянет полиция, то увидит сборище выпивающих и закусывающих приятелей. Еду и вино кружковцы покупали в складчину и по окончании занятия быстро уничтожали – не пропадать же добру. В тех кружках, которые вел Иосиф (а я бывал на кружках и у других), после окончания занятия люди не набрасывались на еду, а продолжали обсуждать услышанное. Это верная примета того, что ведущий сумел задеть их за живое. В этом же и смысл кружковской работы, чтобы каждому доходчиво объяснить и каждого задеть за живое. Опыт, полученный под руководством Сталина, очень пригодился мне в тюрьме. «Камо за пять минут разагитирует любую камеру», – злились мои тюремщики и старались держать меня в одиночке. Но если уж за решеткой у меня была компания, то я не терял времени даром, начинал разговаривать с людьми. Из сидения в камере тоже можно извлечь пользу.
Разные люди приходили заниматься в кружках. Одних приводила жажда справедливости, других – любопытство, третьих – обиды на власть. Были и такие, что приходили за компанию с приятелем. По уровню образования кружковцы тоже отличались. Были грамотные, читающие, и были такие, что вместо подписи ставили крест. Грамотные иногда пытались переспорить Иосифа, желая блеснуть своей образованностью. Он терпеливо, при помощи понятных аргументов, объяснял им, что они не правы, и делал это по-товарищески, на равных, а не как педагог ученикам. И не только рассказывал и объяснял что-то, но и непременно расспрашивал кружковцев о их делах, о жизни. Иосиф знал, кто женат, а кто холост, у кого сколько детей и разные другие бытовые подробности, не имевшие прямого отношения к занятиям в кружке.
– Очень важно, чтобы в кружке была товарищеская атмосфера, – объяснял мне Иосиф. – Мы все товарищи, все равны. Люди должны чувствовать себя свободно, тогда они будут думать, понимать, дискутировать, а не просто слушать и бояться задать вопрос.
Если дискуссии затягивались за полночь, Иосиф радовался: ах, как хорошо сегодня поспорили, время не зря прошло. После кружка мы обычно шли к нему (он тогда работал наблюдателем в обсерватории [25] и жил там же), и там мое обучение продолжалось. Сталин обсуждал со мной на более сложном уровне темы, которые разбирались на кружке, делился опытом, короче говоря, учил меня уму-разуму, делал из мальчишки революционера. Мне трудно было поверить в то, что моему учителю немногим больше двадцати, по опыту и мудрости он производил впечатление пятидесятилетнего. «Когда он успел все узнать? Как он вообще все успевает?» – удивлялся я и брал со Сталина пример, старался использовать с пользой каждую минуту.
25
И.В. Сталин в 1899–1901 годах работал вычислителем-наблюдателем Тифлисской физической обсерватории.
Обстановка, в которой жил Сталин, тоже удивляла меня своей простотой. Кровать, стол, два табурета, сундук вместо шкафа. Разумеется, я понимал, что не увижу здесь той роскоши, которая была в теткином доме, но все же ожидал увидеть нечто иное.
Членом одного из кружков некоторое время был неприятный человек, железнодорожный служащий Вано Ломидзе, то и дело упоминавший о своем азнаурском [26] происхождении. У глупости много примет, но одна из главных – кичиться своим происхождением. Вано не раз пытался поддеть Иосифа, но всякий раз терпел поражение. Однако не унимался и пробовал снова. Однажды он сказал, что Маркс и Энгельс были богачами и что марксисты-социалисты только на словах выступают за равенство, а на самом деле это не так. У нас, мол, каждая копейка на счету, а социалисты с нас собирают деньги якобы на партийные нужды, но на самом деле тратят их на себя. Признаюсь честно, что у меня кулаки зачесались дать Вано в морду за такие слова. Иосиф, заметив мое настроение, строго поглядел на меня, давая понять, чтобы я сидел спокойно, и сказал Вано как ни в чем не бывало:
26
Азнауры – грузинские дворяне.