Сталин. Наваждение России
Шрифт:
Но даже председателю КГБ не дано предвидеть будущее.
Чекисты напрасно опасались, что Светлану Аллилуеву кто-то пытается завербовать. Все, что она делала в своей жизни, она делала, подчиняясь собственным чувствам и желаниям. Она вообще была человеком очень самостоятельным и, несмотря ни на что, вышла замуж за индийца. Но ей опять не повезло. Ее четвертый муж — он был значительно старше ее — оказался человеком больным. И умер у нее на руках. Он завещал похоронить его на родине. Светлана попросила разрешения исполнить его последнюю волю.
В политбюро очень не хотели ее
7 марта 1967 года, когда в Москве готовились достойно отметить день международной солидарности женщин, дочь Сталина Светлана Иосифовна Аллилуева пришла в американское посольство в Дели и попросила политического убежища. Ее вывезли в Италию, потом в Швейцарию, а оттуда уже доставили в Соединенные Штаты.
Поездку Светланы в Индию разрешил председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин. Но Брежнев использовал ее бегство для того, чтобы убрать с должности председателя КГБ Владимира Ефимовича Семичастного…
Сменивший его на этом посту Юрий Владимирович Андропов запомнил, как дорого обошлась его предшественнику история с поездкой за границу Светланы Аллилуевой.
Внучка Сталина, дочь его старшего сына Якова Джугашвили, погибшего в немецком плену, Галина вышла замуж за гражданина Алжира Хосина Бенсаада. У них родился сын Селим. Раз в год Галина присылала мужу приглашение, и он приезжал в Советский Союз повидать жену и ребенка. Наконец она не выдержала и обратилась к Брежневу с просьбой разрешить и ей тоже раз в год вместе с ребенком ездить к мужу в Алжир.
Андропов сказал «нет». ЦК согласился с председателем КГБ. Но мужу внучки Сталина в порядке исключения разрешили приезжать в Советский Союз не один, а два раза в год.
Бежав на Запад, Светлана Аллилуева засела за книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу». Александр Твардовский, слушая отрывки из книги по западному радио, записал в дневнике свои впечатления:
«Содержание малое, детское, но в этом же и какой-то невероятный, немыслимый ужас этого кремлевского детства и взаимоотношений с отцом, по-видимому, привязанным к ней, но и заметно игравшим доброго отца для истории, игравшим в такие годы, когда у него руки были уже в крови до плеч».
Светлана писала не столько об отце-преступнике, сколько о своей никчемной, дурацкой, двойной, бесполезной и бесперспективной жизни, полной жесточайших потерь, горчайших разочарований и утрат. Близость к власти может дать человеку комфорт, почести, показное уважение, но не делает человека счастливым.
XX съезд и доклад Хрущева
Теперь, когда рассекречены многие документы, становится понятной драматическая история подготовки секретного антисталинского доклада на XX съезде. Он не был ни импровизацией, ни случайностью.
В ходу приписанная почему-то британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю фраза о Сталине: «Он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».
Черчилль
Похоронившие его советские руководители радовались не только тому, что обрели власть, но прежде всего — избавлению от страха.
Часто говорят: члены политбюро так же виновны в массовых репрессиях, как и Сталин, мол, у Хрущева руки по локоть в крови…
Но ведь как только умер Сталин, массовые репрессии прекратились! Сразу! В тот же день! Да, всю историю советской власти преследовали инакомыслящих, были политзаключенные. Но массовый террор остался в прошлом. Это неопровержимо доказывает, что вдохновителем и организатором убийств был Сталин.
Другие члены политбюро к нему присоединялись. Одни, как Молотов, — потому что целиком и полностью одобряли его идеи и методы. Другие, как Берия, в силу полной аморальности и безразличия к человеческой жизни. Остальные, как Хрущев, вынужденно, поскольку соучастие в преступлениях было обязанностью руководства страны. Но как только предоставилась возможность прекратить убийства и беззаконие, Никита Сергеевич это сделал. Он освобождал, а не сажал.
Первые документы о механизме репрессий в стране были предоставлены сразу после смерти Сталина — правда, весьма узкому кругу людей.
В аппарате Берии подготовили объемистый документ в несколько десятков страниц. В нем цитировались показания следователей МГБ о том, как они сажали невиновных и получали нужные показания, воспроизводились резолюции Сталина, который требовал нещадно бить арестованных. Документ производил эффект разорвавшейся бомбы.
«Членов и кандидатов в члены ЦК знакомили в Кремле, — вспоминал Константин Симонов, — с документами, свидетельствующими о непосредственном участии Сталина во всей истории с “врачами-убийцами”, с показаниями арестованного начальника следственной части бывшего Министерства государственной безопасности о его разговорах со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы — и так далее, и тому подобное.
Чтение было тяжкое, записи были похожи на правду и свидетельствовали о болезненном психическом состоянии Сталина, о его подозрительности и жестокости, граничащих с психозом… Поэтому к тому нравственному удару, который я пережил во время речи Хрущева на XX съезде, я был, наверное, больше готов, чем многие другие люди».
В конце пятьдесят третьего устроили суд над Берией и его подельниками. Процесс был закрытым. И обвиняли Лаврентия Павловича главным образом в антипартийной деятельности и работе на британскую разведку. Но всплыли и чудовищные преступления госбезопасности. Текст обвинительного заключения по делу Берии отпечатали в виде брошюры и разослали по всей стране, с ним знакомили районные партийные активы, то есть достаточно широкий круг людей.