Сталин. Отец народа

Балаян Лев Ашотович

Однако шофёра отыскать Ольге Шатуновской всё-таки удалось. Хрущёв вспоминает показания этого шофёра: «Рядом со мной сидел чекист и всё время меня понукал, чтобы быстрее ехать, скорее доставить арестованного. На такой-то улице при повороте он выхватил у меня из рук руль и направил машину на угол дома, но я крепкий был, молодой, и вырвал у него руль, вывернулся и только помял крыло у машины. Никакой аварии не произошло, но я слышал, как раздался наверху какой-то стук. Потом объявили, что в аварии погиб этот комиссар. По словам шофёра Кузина, Борисова убили камнем по голове».

Однако,

и сам Хрущёв отлично понимал, что его шаткая версия слаба и бездоказательна. Да, переводя эту историю на современный язык, можно сказать, что это политическое убийство осуществлено «спецслужбами» (окопавшимися в органах НКВД врагами народа: на допросе Николаев заявил Сталину, что к убийству его четыре месяца склоняли сотрудники НКВД), но вот кто был заказчиком?

Хрущёв, обладавший прекрасной памятью, не мог забыть их имена: Троцкий, Зиновьев, Каменев… Но ему очень хотелось их преступление свалить на Сталина. Не у-да-лось!

Эрик Котляр, исследовавший эту трагедию, пишет, что бывший второй заместитель начальника Ленинградского управления НКВД, один из приближённых дружинников Ф. Э. Дзержинского Фёдор Тимофеевич Фомин, отсидев в карельских лагерях десять лет (значит, не все, кто был причастен к делу об убийстве Кирова был уничтожен? — Л. Б.) и попав в поле зрения «комиссии Ольги Шатуновской», стал настолько желанным объектом её домогательств, что он попадал на приём к Суслову в ЦК и в особняк к тогдашнему секретарю Ленинградского обкома Козлову, где его, вдовца, познакомили с подругой жены Козлова, на которой вскоре бывший чекист и женился. И все «хором» по-домашнему уговаривают Фомина помочь «комиссии Ольги Шатуновской» подтвердить хрущёвскую версию убийства Кирова. Но добропорядочный дзержинец настаивает на своём: «Таких доказательств у меня нет, а врать я не умею».

Когда Хрущёву доложили об упрямом Фомине, который не пожелал исказить исторический факт, разъярённый пигмей обозвал его «старым дураком» и велел лишить генеральской пенсии, оставив только персональную старого большевика, в результате чего материальное положение Фомина сразу резко пошатнулось.

Эрик Котляр приводит и такой любопытный факт. Фомин предложил ему соавторство, и они обратились в «Политиздат» с пожеланием написать правдивую брошюру под названием «Выстрел в Смольном», но их предложение в ЦК КПСС поддержано не было.

Значит, правда Хрущёву была не нужна. Ему нужно было его собственное видение истории, искаженное ненавистью к И. В. Сталину.

Косвенным подтверждением вины заговорщиков из лагеря троцкистов и зиновьевцев может служить то обстоятельство, что в 1989 году горбачёвско-яковлевская комиссия по реабилитации жертв политических репрессий не нашла возможным реабилитировать Генриха Ягоду, а в декабре 1990 года пленум Верховного суда СССР, действуя по принципу «ни вашим, ни нашим» решил, что террористический акт в отношении С. М. Кирова задуман и совершён одним Николаевым».

Теперь несколько слов о первой версии — о террористе-одиночке, убившем Кирова из личной мести. Её сторонники, реализовывая

принцип Солженицына о том, что каждый может писать о Сталине всё, что ему заблагорассудится, тиражируют следующий бред своего больного воображения: «Киров сделал красивую жену инструктора обкома Николаева своей секретаршей. Поговаривали об их связи. Николаев учинил в обкоме скандал, и его арестовали. Просидел он недолго. С ним встречался Сталин.(??? — Л. Б.) Он сказал: «То, что Киров большой человек, ничего не значит. Вы имеете право на месть, и мы поймём вас, как мужчину».

30 ноября 1934 года Киров находился в Москве. Серго Орджоникидзе уговаривал его остаться, но он рвался в Ленинград. Когда на машине он поехал на вокзал, машина испортилась — Киров пересел на трамвай и всё-таки добрался до вокзала. Утром он был в Ленинграде. А вечером в примыкающем к правительственной ложе коридоре, куда вход посторонним был закрыт, Николаев разрядил в него свой пистолет. Телохранителя Кирова при этом кто-то задержал у входа (так, значит, всё-таки убийца действовал не в одиночку?)

Выстрелив, Николаев бросил пистолет и якобы произнёс: «Так будет с каждым, кто захочет спать с моей женой».

На таких мерзопакостных писак воистину нужна не только жёсткая цензура, но и вся мощь государства диктатуры пролетариата.

СУИЦИД НАДЕЖДЫ АЛЛИЛУЕВОЙ

«После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но, ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным».

И. В. Сталин — матери (Е. Г. Джугашвили). 24 марта 1934 г.

10-го ноября 1932 года в газете «Правда» появилось короткое сообщение: «Н. С. АЛЛИЛУЕВА. В ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии тов. Надежда Сергеевна Аллилуева. ЦК ВКП(б)».

В этом же номере газеты под заголовком «ДОРОГОЙ ПАМЯТИ ДРУГА И ТОВАРИЩА НАДЕЖДЫ СЕРГЕЕВНЫ АЛЛИЛУЕВОЙ» был помещён некролог, подписанный Екатериной Ворошиловой, Полиной Жемчужиной-Молотовой, Зинаидой Орджоникидзе, Дорой Хазан, Марией Каганович, Татьяной Постышевой, Ашхен Микоян, К. Ворошиловым, В. Молотовым, С. Орджоникидзе, В. Куйбышевым, М. Калининым, Л. Кагановичем, П. Постышевым, А. Андреевым, С. Кировым, А. Микояном, А. Енукидзе:

«Не стало дорогого, близкого нам товарища, человека прекрасной души. От нас ушла ещё молодая, полная сил и бесконечно преданная партии и революции большевичка.

Выросшая в семье рабочего-революционера, она с ранней молодости связала свою жизнь с революционной работой. Как в годы гражданской войны на фронте, так и в годы развёрнутой социалистической стройки, Надежда Сергеевна самоотверженно служила делу партии, всегда скромная и активная на своём революционном посту. Требовательная к себе, она в последние годы упорно работала над собой, идя в рядах наиболее активных в учёбе товарищей в Промакадемии.

Память о Надежде Сергеевне как о преданнейшей большевичке, жене, близком друге и верной помощнице тов. Сталина будет нам всегда дорога».