Сталин. Отец народа
Шрифт:
Другое события воскресного дня, 29 июня, (а это был 7-й день войны), это рассказ Анастаса Микояна историку Г. Куманёву о том, что, «у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Всех интересовало положение на Западном фронте, в Белоруссии. Но подробных данных о положении на территории этой республики тогда ещё не поступило. Известно было только, что связи с войсками Западного фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны маршалу Тимошенко (надо помнить, что именно маршал Тимошенко был Председателем Ставки — Л. Б.) Однако тот ничего конкретного о положении на западном направлении сказать не смог.
Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на
… Около получаса поговорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: что за Генеральный штаб, что за начальник Генштаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует. Раз нет связи, Генштаб бессилен руководить. Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал за состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек не выдержал, разрыдался как баба и быстро вышел в другую комнату. Молотов пошёл за ним. Мы все были в удручённом состоянии. Минут через 5 — 10 Молотов привёл внешне спокойного, но всё ещё с влажными глазами Жукова». (Куманёв С. 28–29)
Такова версия Микояна. А Молотов рассказывал писателю Ивану Стаднюку так: «Ссора вспыхнула тяжелейшая, с матерщиной и угрозами. Сталин материл Тимошенко, Жукова и Ватутина, обзывал их бездарями, ничтожествами, ротными писаришками, портяночниками. Нервное напряжение сказалось и на военных. Тимошенко с Жуковым тоже наговорили сгоряча немало оскорбительного в адрес вождя. Кончилось тем, что побелевший Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку (которой они не владели — Л. Б.) и принимать решения (которые не могли принимать, т. к. не контролировали ситуацию — Л. Б.). Изумлённый такой наглостью военных, Берия пытался вступиться за вождя, но Сталин, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. Затем он тут же поехал на дачу».
Рано утром 30 июня 1941 года Сталин приехал в Кремль с принятым решением: вся власть в стране переходит Государственному Комитету обороны во главе с ним, Сталиным!
Нарком обороны Тимошенко в тот же день был удалён из Москвы и направлен в Смоленск — командующим Западным фронтом. Первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Ватутин назначался начальником штаба Северо-Западного фронта.
Из тройки высокопоставленных военных, участвовавших во вчерашней крупной ссоре, в Москве оставался пока на недолгое время — начальник Генштаба Жуков…
Такие вот последствия имел скандальный инцидент в здании наркомата обороны поздним вечером 29 июня 1941 года. Об этом пишет Зенькович — 2. С. 115
Если принять во внимание версию Зеньковича, что вернулся вождь рано утром 30 июня, то никакого «визита свиты» на Ближнюю дачу (об этом — ниже — Л. Б.) не было и в помине…
С 1 июля рабочие приёмы в кремлёвском кабинете И. В. Сталина возобновились. И напряжённейшие — в самом прямом смысле — дни и ночи продолжались все 1418 суток Великой Отечественной войны…
Вот как описывает И. В. Сталина в начальный период войны писатель Анатолий Марченко в своей книге «Сталин» (М. Армада 1997. С.419–420):
«Сталин и в мирные дни не признавал какого-либо бездействия, сейчас и вовсе забыл об отдыхе. Каждые прожитые им сутки были наполнены непрерывным действием, непрерывной работой мозга, непрерывным принятием решений, касающихся положения на фронтах, положения в тылу, положения во внешних сношениях. Нужно
Двери его кабинета теперь практически не закрывались. Покидали кабинет командующие фронтами — приходили авиаконструкторы; уходили наркомы — появлялись конструкторы танков; уходили учёные — возникали зарубежные деятели и дипломаты.
То и дело шли заседания, встречи, совещания — то в узком, то в расширенном кругу, рождались директивы, приказы и распоряжения, подлежащие немедленному исполнению, за нарушение которых следовала самая жестокая кара…».
Даже Волкогонов вынужден был признать, что «в первый период войны Сталин работал по 16–18 часов в сутки… Ежедневно ему докладывали десятки документов военного, политического, идеологического и хозяйственного характера, которые после его подписи становились приказами, директивами, постановлениями, решениями». «Множество самых различных оперативных, кадровых, технических, разведывательных, военно-экономических, дипломатических, политических вопросов рассматривал Сталин ежедневно в своем кабинете. Тысячи документов, на которых стоит подпись Сталина приводили в движение огромные массы людей». (Д. Волкогонов. Сталин. Политический портрет. Книга 2. М.1997. С. 180–181).
Таков исторический И. В. Сталин, а не его карикатура, какую создали за полстолетия его недоброжелатели!
Сталин глазами Хрущёва и его последышей
Для правильной оценки доклада «О культе личности и его последствиях» важно помнить, что раздел о войне построен, в основном, на сплетнях, «с чужих слов», так как Хрущёв не жил в Москве в то время, а потому не мог знать, как вёл себя И. В. Сталин в первые дни войны.
Н. Хрущёва начало войны застало в Киеве. Затем с Красной Армией он прошел путь до Сталинграда, а потом обратно до Киева, где и остался до празднования 70-летнего юбилея И. В. Сталина в декабре 1949 года, когда вождь, на свою беду, решив оставить его возле себя, сказал ему: «Ты превращаешься в обычного украинского агронома. Пора возвратиться на работу в Москву», — т. е. война для Хрущёва окончилась не 9 мая 1945 года, а гораздо раньше, а именно, 6 ноября 1943 года, т. е в день освобождения Киева! (Неблагодарный Хрущёв, говоря о факте отзыва его в Москву, в очередной раз скажет гадость о вожде в своих «надиктовках»: «Мотивировка отозвания меня с Украины в Москву в 1949 году, на мой взгляд, результат какого-то умственного расстройства у Сталина»… Л. Б.).
Основным источником информации для Хрущёва выступает обычно, по его словам, уже «замоченный» им Берия, который ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не мог. «Я часто вспоминаю рассказ Берии о поведении Сталина 22 июня 1941 года, когда ему доложили о начале войны». (Настолько часто, что в своей книге «воспоминаний» Хрущёв почти дословно приводит его дважды (!): один раз — в главе «Тяжёлое лето 1941 года», другой раз — в главе «Мои размышления о Сталине».(…)
Итак, важнейшее событие для Никиты Сергеевича о войне, которое он «часто вспоминает», ну очень часто, гораздо чаще, чем следовало бы — не 9 мая 1945 года, не Парад Победы 24 июня 1945 года, не освобождение Киева, а россказни о том, что делал Сталин в первые дни, недели, месяцы после нашествия Гитлера, как он выглядел, каким было его морально-психологическое состояние (будущим исследователям биографии Хрущёва я посоветовал бы провести небольшую психоаналитическую экспертизу его отношения к И. В. Сталину — Л. Б.).