Сталин. Отец народа
Шрифт:
Хрущёв на ХХ съезде вещал: «Было бы неправильным не сказать о том, что после первых тяжёлых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед он заявил: «То, что создал Ленин, мы безвозвратно потеряли». После этого он долгое время фактически не руководил военными операциями и вообще не приступал к делам и вернулся к руководству только тогда, когда к нему пришли некоторые члены Политбюро («визит свиты» 30 июня — Л. Б.) и сказали, что нужно безотлагательно принимать какие-то меры для того, чтобы поправить положение. Н. Х. Из доклада на ХХ съезде Цит. по: Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. (Хрущёвым допущена подтасовка фактов, нарушена
Но прежде всего дадим возможность вспомнить об этом «эпизоде» хрущёвцу Микояну: «Молотов сказал, что Сталин в последние два дня (имеется в виду 29 июня (воскресенье) и 30 июня (понедельник) — Л. Б.), в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущённый всем услышанным, сказал: «Вячеслав, иди вперёд, мы за тобой пойдём», — то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдём за ним.
Другие члены Политбюро подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания. У нас была уверенность в том, что мы сможем организовать оборону и сражаться по-настоящему. Однако это сделать будет не так легко. Никакого упадочнического настроения у нас не было».
Проанализируем этот текст:
— Зенькович, скептически относящийся к данному эпизоду, утверждает, что И. В. Сталин приехал в Кремль после «разборок» в Наркомате обороны рано утром 30 июня с готовым решением о создании ГКО.
Я допускаю иной вариант. Возбуждённые члены Политбюро Молотов и Микоян и кандидаты в члены Политбюро Маленков и Берия, присутствовавшие при инциденте в Наркомате обороны вечером 29 июня, удручённые тем, что И. В. Сталин уехал на дачу в подавленном состоянии, решили подождать до утра, чтобы потом поехать к нему и коллективно решить, что делать дальше. И Сталин вернулся в Кремль с готовым решением не утром, как считает Зенькович, а днём после совещания на даче. (Поэтому Молотов никак не мог «открыть Америку», говоря о «прострации» И. В. Сталина, потому что он оставался в Москве 29 июня вечером со всей остальной «свитой» Сталина, а вождь уехал на дачу. Исходя из логики текста, Молотов должен был встретиться со Сталиным после инцидента в Наркомате обороны, что невозможно, ибо в этом случае Молотов должен был сопровождать Сталина на дачу, и вернувшись произнести то, что идёт по тексту Микояна.
— Можно допустить, что к четырём названным руководителям присоединился Вознесенский, но слова Микояна в этой части текста признать достоверными невозможно, ибо они размывают временные границы и у читателя создаётся впечатление, что Вознесенский с 22 июня вообще не общался со Сталиным и поэтому был «возмущён услышанным», то есть о «бездействии» И. В. Сталина с начала нападения Гитлера на СССР.
Откуда же было активному хрущёвцу, делегату ХХ съезда, Микояну знать, что через 12 лет после его смерти появится документ, который с неопровержимостью докажет, как плотно общался Сталин с Вознесенским все эти дни. Скорее всего, что фигура «Вознесенского» сыграла для фантазии Микояна такую же роль, какую сыграла для Хрущёва фигура «Берия»: давно умер, и некому, стало быть, опровергать его, микояновскую ложь…
— Если всё же допустить присутствие Вознесенского на сталинской даче в тот день, то придавать политический смысл общежитейской фразе, мол, сначала иди ты, а мы зайдём после тебя, у Микояна не было никаких оснований, тем более, что, по его собственному признанию, другие «вожди», включая и
Но вот это чисто субъективное восприятие сверхбдительного Микояна неожиданно дало эффект «мины замедленного действия» — через много лет историки хрущёвской школы фальсификаций, во главе с Волкогоновым, сочинили миф о том, что «члены Политбюро были настроены решительно и готовы к выдвижению Молотова к руководству партией и страной в том случае, если Сталин не примет их план». (…)
В серии книг «Энциклопедия военного искусства» в 1997 году вышла книга «Генералиссимусы», где в статье о И. В. Сталине говорится: «Растерянность Сталина достигла такой степени, что он даже высказал мысль об отставке. Однако некоторые из современных исследователей утверждают, что подобный его трюк был очередной уловкой. Этим он демонстрировал своим соратникам свои собственные величие и незаменимость. 30 июня к нему приехали члены Политбюро. По одной из существующих версий, он якобы подумал, что его пришли арестовать…»
ЗАГОВОР В РККА
Анатомия большой лжи
Основные пункты обвинения Сталина, выдвинутые на ХХ съезде, вращались, в основном, вокруг двух моментов: репрессии против армейских кадров, да вокруг якобы из рук вон плохой организации подготовки страны к войне.
О первом моменте Хрущёв на ХХ съезде говорил:
«Весьма тяжкие последствия, особенно для начального периода войны имело то обстоятельство, что на протяжении 1937–1941 годов, в результате подозрительности Сталина, по клеветническим обвинениям истреблены многочисленные кадры армейских командиров и политработников».
Знал ли Хрущёв, готовя к реабилитации головку военно — троцкистского центра в Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА), что заговор Тухачевского и его сподвижников в 1937 году отнюдь не был сфальсифицированной расправой И. В. Сталина над «невинными жертвами», а имел место в действительности? Безусловно, знал. Причастность германской разведки к «расправе» И. В. Сталина над маршалом Тухачевским — это миф. Если бы такие компрометирующие Тухачевского и якобы переданные И. В. Сталину документы были, Хрущёв извлек бы их из архивов, как один из самых мощных аргументов в своей борьбе с «культом личности» И. В. Сталина. Всё, что он смог предъявить делегатам ХХ съезда, это была скользкая фраза: «Как-то в зарубежной печати проскочило сообщение, будто бы… Этот документ, якобы секретный…». Ни в представленной Ежову 13 мая 1937 года справке по всем иностранным и внутренним агентурным материалам в отношении Тухачевского, ни в судебном деле нет упоминаний о сфабрикованной абвером (органом немецкой разведки и контрразведки в 1919–1944 гг. — Л. Б.), фальшивке, якобы на основании которой «легковерный» И. В. Сталин начал проводить «массовые репрессии» в Красной Армии, чем будто бы «обескровил» её накануне войны. Но вот ведь какая незадача — германской фальшивки не было, а заговор был!
На закрытом процессе было установлено, что Тухачевский разработал несколько вариантов военного переворота, один из которых предусматривал проникновение заговорщиков в Кремль и ликвидацию руководителей партии и правительства. А свергнув Сталина и Советское правительство, а также все органы партии и Советской власти, заговорщики должны были установить военную диктатуру. В дальнейшем, создать «антикоммунистическое национальное правительство, связанное с Германией» и имевшее целью «предоставить Германии за её помощь особые привилегии внутри Советского Союза» и сделать ей «территориальные уступки» на Украине.