Сталин. По ту сторону добра и зла
Шрифт:
— Я удовлетворен...
Но даже теперь, когда союзники обещали сделать то, чего от них так давно ожидали, Сталин не подумал идти у них на поводу. И когда Рузвельт выразил надежду, что уж теперь-то маршал Сталин нормализует свои отношения с находящимся в Лондоне польским эмигрантским правительством, тот только покачал головой.
Нарвавшись на весьма не желаемый для него отказ, Черчилль тут же заговорил о том, что союзники хотят видеть сильную и независимую Польшу и что польские границы необходимо пересмотреть. Однако Сталин и не подумал
Последовала бурная дискуссия, но ни к чему конкретному она не привела. Да и не время было вести речь о каких-то границах, когда все еще грохотали пушки и до конца войны оставалось около двух лет.
В Тегеране впервые была затронута тема послевоенного урегулирования, и никогда не отличавшийся ораторским искусством Сталин тем не менее сумел нарисовать довольно мрачную картину восстановления Германии уже через 15—20 лет и настаивал на самых строгих мерах по контролю над ее разоружением. Более того, именно в Тегеране он впервые заговорил о разделении Германии, установлении западной границы Польши по Одеру и запрете на какое бы то ни было объединение Германии.
2 декабря Рузвельт и Черчилль улетели, а несколько часов спустя покинул Тегеран и Сталин. И в Москву он возвращался, как принято в таких случаях говорить, со щитом. Во многом его успехи объяснялись сложившейся к этому времени обстановкой на фронтах, где советские войска одерживали одну победу за другой, и разногласиями между Великобританией и США. Но в то же время это была его собственная победа, которую у него никто не мог отнять.
Да, он оказался плохим военным стратегом и полководцем, но дипломатом он был блестящим. К удивлению своего окружения, в Тегеране он продемонстрировал еще никем и никогда не виданную до этого гибкость, превратив Тегеран в своеобразный дипломатический Сталинград.
Он легко и, главное, почти безошибочно угадывал ходы своих «друзей», умудряясь вместе с тем скрывать свои собственные козыри. Он не впадал в показную истерику, как поступал в свое время Наполеон и тот же Гитлер, стараясь подавить своих оппонентов, а вел себя как затаившаяся пантера, готовая в любую минуту выпустить когти. И если у себя в Кремле он постоянно расхаживал по кабинету, то в Тегеране сидел с бесстрастным и временами даже отрешенным лицом, словно речь шла не о судьбе целых народов, а о каком-то крестьянине, не пожелавшем вступить в колхоз.
Он внимательно слушал, коротко, но в то же время убедительно отвечал и избегал всяческих откровений, на которые оказался так горазд подогретый армянским коньяком Черчилль. И именно поэтому у всех следивших за переговорами создавалось впечатление, что после очередной реплики Сталина все доводы Черчилля в пользу задержки открытия Второго фронта из-за положении дел на Балканах и в Средиземноморье казались детским лепетом. Более того, именно в Тегеране Сталин проявил себя как блестящий эксперт в самых разных областях знаний.
«Ни в одном из своих высказываний, — скажет позже
Трудно сказать, оставило ли след совместное проживание с американским президентом в советском посольстве, но большинство споров на конференции Сталин вел с британским премьером, и чаще всего Рузвельт принимал его сторону. Оно и понятно, обещание начать войну с Японией дорогого стоило. И дружбы с Черчиллем в том числе.
И странное дело! Невысокий и далеко не самый фотогеничный Сталин сумел затмить огромного Черчилля и холеного Рузвельта. А как тонко он повел себя, когда предложил расстрелять 50 тысяч военных преступников и Черчилль в негодовании вышел из комнаты. Он последовал за английским премьером и, как заботливый друг, положив ему на плечи руки, мягко попросил его не принимать сказанное им всерьез и вернуться.
«Сталин, — писал в своих воспоминаниях Черчилль, — когда считает это необходимым, может быть очень обаятельным, и я никогда не видел, чтобы он так старался, как в тот момент, тем не менее я тогда не был убежден, как не убежден и сейчас, что все это была игра, за которой не стояло ничего серьезного». Может быть, за ней ничего серьезного и не стояло, однако из всех трех участников Тегеранской конференции именно у Сталина были самые большие основания поздравить себя с одержанными на ней победами.
После триумфального возвращения в Москву Сталину предстояло утвердить планы зимней кампании 1944 года. К этому времени Красная Армия являла собой мощную силу. Под ружьем находились около 5,5 миллиона человек. Да и с техникой все было в порядке.
По официальным данным, США и Великобритания поставили 18 700 самолетов, 9600 орудий и 10 800 танков. Что и говорить, цифры впечатляющие! И тем не менее подавляющая часть вооружения была сконструирована и произведена в Советском Союзе. Однако и немцы благодаря поголовному призыву в армию тоже располагали весьма значительной живой силой, ненамного уступавшей Красной Армии.
Перед Новым годом войска 1-го Украинского фронта под командованием Ватутина перешли в наступление и освободили Житомир. А в середине января произошло давно ожидаемое событие: войска Ленинградского и Волховского фронтов очистили от противника железнодорожную линию Москва — Ленинград и таким образом положили конец блокаде города на Неве, которая длилась 900 дней.
После того как было покончено с сопротивлением немцев на Корсунском выступе на Днепре, Ставка ввела в бой все шесть новых танковых армий. В течение марта они форсировали Днестр и вышли на румынскую границу. Так была проложена дорога в Бессарабию, Буковину и Молдавию. Тем временем Малиновский освободил Одессу и побережье Черного моря.