Сталин. Тайный «Сценарий» начала войны
Шрифт:
Ликовали враги Советской России — союзники Германии, предвкушая победу гитлеровского блицкрига, ликовали почитатели Гитлера в различных странах, крича о том, что их «предсказания» сбылись. Ликовали и будущие союзники России, надеясь, что нападение Германии на эту огромную страну облегчит им борьбу с агрессором.
Поздним вечером, 22 июня 1941 г., после своего исторического выступления на Би-Би-Си, Уинстон Черчилль связался по телефону с Франклином Рузвельтом и напомнил ему его «обещание». Это «обещание» передал Черчиллю посол Уайнант 21 июня 1941 г., перед самым «внезапным» нападением Германии на Россию.
Президент выполняет «обещание»
У
И Рузвельт, действительно, выполнил свое «обещание». Он публично поддержал Черчилля, а, заодно, и Сталина. Правда, он сделал это в гораздо менее эмоциональной форме, чем Черчилль, для которого, несмотря на его сочувственную речь, нападение Германии на Россию, фактически, означало спасение Англии.
Президенту Рузвельту приходилось считаться с изоляционистскими настроениями в народе и с американскими нацистами, которые стали еще более наглыми в предвкушении победы гитлеровского блицкрига.
Учитывая эти обстоятельства, президент не выступил лично в поддержку жертвы агрессии, а поручил это сделать Сэмнеру Уэллесу, который не мог быть заподозрен в симпатиях к России. В своем хорошо «сбалансированном» выступлении перед журналистами Уэллес заявил:
«Для Соединенных Штатов Америки принципы и доктрины коммунистической диктатуры столь же нетерпимы и чужды, как принципы и доктрины нацистской диктатуры… Но…
Непосредственный вопрос, который стоит сейчас перед американским народом, это — может ли быть успешно приостановлен и ликвидирован план всеобщего завоевания ради жестокого и грубого порабощения всех народов, который Гитлер отчаянно пытается осуществить? Этот вопрос в настоящее время непосредственно затрагивает нашу национальную оборону и безопасность Нового Света, в котором мы живем. Поэтому, по мнению правительства США, любая оборона от гитлеризма, любое объединение сил против него, из какого бы источника эти силы ни исходили, призваны ускорить неизбежное падение теперешних германских лидеров и способствовать нашей собственной обороне и безопасности».
Каждое слово этого заявления Уэллеса было обговорено в Белом доме, и президент собственноручно приписал к нему заключительную фразу:
«Гитлеровские армии — сегодня главная опасность для Американского континента».
После того как с помощью заявления Уэллеса, был брошен «пробный шар» общественному мнению, президент посчитал возможным уже более открыто выступить в поддержку России. 24 июня 1941 г. на пресс-конференции в Белом доме Рузвельт прямо заявил, что Соединенные Штаты окажут помощь России в ее борьбе против Гитлера. Правда, в чем конкретно эта помощь будет выражаться, он не сказал, и самый главный вопрос о ленд-лизе остался открытым. Когда настойчивые журналисты попытались напрямую спросить о возможности распространения Билля на Россию, Рузвельт уклонился от ответа и отделался шуткой: «Спросите-ка меня лучше, сколько лет Энн?»
Несмотря на осторожность президента, бурная реакция изоляционистов не заставила себя ждать. В газете «Нью-Йорк Тайме» появилось заявление сенатора и будущего президента США, Гарри Труме-на: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии. И, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких
Уважаемому сенатору Трумену вторил целый хор его коллег.
Сенатор Кларк: «Речь идет всего-навсего о грызне собак… Нам нужно заниматься своими делами».
Сенатор Джонсон: «Бог мой! Неужели мы падем так низко, что будем выбирать между двумя разбойниками ?»
Сенатор Тафт: «Победа коммунизма в мире будет более опасной для Америки, чем победа нацизма!»
Борьбу против предоставления ленд-лиза России возглавила пронацистская пресса — «Нью-Йорк Тайме», «Дейли ньюс», «Чикаго трибьюн», «Уолл-стрит джорнал». Газеты продолжали требовать, чтобы Америка оставалась в стороне от кровавого конфликта между «Сатаной и Люцифером», и утверждали, что «это будет морально и справедливо, если Шикльгрубер и Джугашвили сгорят в том пожаре, который они сами разожгли». Из уст в уста в те дни передавалась расхожая шутка: «Принципиальная разница между товарищем Гитлером и герром Сталиным определяется только величиной их усов».
Казалось, что может быть более убедительным? Идет война. Гитлеровская Германия уже «внезапно и вероломно» напала на Советскую Россию. Газеты всего мира уже заполнены фотографиями горящих советских застав, убитых и раненых солдат, убитых детей. А американская пресса, американские политики и даже простые американцы все еще не видят разницы между Гитлером и Сталиным. Сталин все еще человек, давший возможность Гитлеру развязать войну. И оба они, и Гитлер, и Сталин, агрессоры.
Но Рузвельт все же был смелым человеком и дальновидным политиком. Вопреки общественному мнению он упрямо продолжал идти по тому пути, который, с его точки зрения, был единственно правильным. 24 июня 1941 г. министерство финансов США, по указанию президента, снимает запрет с заблокированных советских валютных фондов. 26 июня 1941 г. правительство США объявляет, что «Закон о нейтралитете» не будет применен в отношении Советской России. А 27 июня 1941 г. Уэллес вполне официально заявляет, что «всякая просьба о материальной помощи, с которой советское правительство обратится к США, будет рассмотрена немедленно…»
«У Сталина в кулаке»
Сэмнер Уэллес счел нужным сделать это далеко идущее заявление после того, как он имел достаточно длительную беседу с советским послом Константином Уманским. Но сделал это не по просьбе Уманского, поскольку Уманский ни о какой «помощи» Уэллеса не просил.
Уманский всегда и во всем действовал по приказам Сталина. Так действовали все советские дипломаты. Как образно выразился впоследствии Молотов: «Вте годы вся советская дипломатия была у Сталина в кулаке».
Так, по личному приказу Сталина, 23 июня 1941 г., в понедельник утром, как только американский госдепартамент начал свою работу после воскресного отдыха, Уманский поспешил к Уэллесу. Он официально уведомил исполняющего обязанности госсекретаря о том, что Германия «внезапно» напала на СССР, и вручил ему текст речи Молотова. В этот день речь о помощи не шла.
Прошло четыре тяжелейших дня войны, и 27 июня 1941 г. Уманский снова посетил госдепартамент, и снова вопроса о помощи он не поднимал. Удивительно, но, несмотря на то, что катастрофа на всех фронтах уже стала страшной реальностью, Сталин — человек с железными нервами — снова приказал послу разговора о помощи не заводить, а только выяснить у Уэллеса, «каково в настоящее время отношение американского правительства к Советскому Союзу?»