Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии
Шрифт:
Сталинград оставил глубочайший след в душах ветеранов. Харьковчанин Федор Шатравко был командиром танковой бригады. Он сражался в битве под Москвой в 1941-м и прибыл в Сталинград в апреле 1942-го для организации школы танкистов. Шатравко участвовал в защите города от первых фашистских атак. В конце сентября 1942-го он и его часть попали в немецкую засаду в северном пригороде Сталинграда Спартановке, танк Шатравко был подбит. Он до сих пор носит в себе осколок танковой брони, видимый сквозь кожу. Вырезать его в ходе операции оказалось невозможным: слишком близко находился нерв. Двое товарищей вытащили Шатравко из горящего танка, однако впоследствии оба они погибли. Он единственный из своей части уцелел в битве.
Находясь в госпитале, Шатравко
В конце апреля 1945-го Шатравко с боями подошел к Берлину. Когда город пал, он вместе с сослуживцами направился к Рейхстагу. Там толпились бойцы Красной Армии. Каждый стремился оставить надпись на память на руинах символа нацистской Германии. Желающих было так много, что вокруг установили кордоны и новоприбывших пропускали к Рейхстагу небольшими группами по восемь-девять человек. В конце концов очередь дошла и до Шатравко. Уложив друг на друга несколько обломков и встав на них, он смог дотянуться до свободного от автографов места. Но что написать? Многие из его ребят оставляли на стене название местности, в которой они родились. Шатравко был рожден в Харькове, но под влиянием внезапно возникшего чувства он вдруг нацарапал: «Я из Сталинграда».
Битва за Сталинград стала чрезвычайным эмоциональным потрясением для многих его защитников, но далеко не обо всем они могли рассказывать. Красная Армия была частью коммунистического режима, который требовал лакированного изображения реалий войны. Сталинград стал выполнять функцию своего рода коммунистической иконы, поэтому официальная история тех событий была преображена порою почти до неузнаваемости ради преувеличения славы государства. Подобный цинизм коробил даже убежденных коммунистов, воевавших под Сталинградом.
Гамлет Даллакян был работником штаба при Еременко и Хрущеве, когда они старались организовать защиту города в конце лета 1942 года. Он признает: «Мы не могли описывать, как все происходило, в течение очень долгого времени. Мы боялись быть откровенными. На самом деле на ранних этапах битвы мы, конечно, сомневались, что удержим город. У нас было слишком мало регулярных войск, и нам приходилось рассчитывать на плохо обученных новобранцев из гражданского населения. У нас не было сил, чтобы защитить город. Однако упоминать о том, что Сталинград мог пасть, было запрещено. Если бы я проговорился, то меня могли арестовать. Хотя многие люди думали так же, как я».
Даллакян продолжает: «Утверждение, что во время оборонительного этапа битвы наши солдаты не потеряли веру в окончательную победу, было пропагандистским мифом. Никто не говорил о победе в то время. Мы были поглощены одной мыслью – просто удержаться. Настроения изменились, только когда мы окружили немцев. Правда, это случилось довольно быстро. И только тогда возникла убежденность, что мы выиграем битву и в конечном счете всю войну».
Частные разговоры ветеранов между собой мало соответствовали тому, что требовала от них официальная власть. «Среди фронтовиков было непререкаемым законом оставаться честными друг с другом, – отмечает Александр Чуйков, вспоминая о встречах его отца, командующего 62-й армией, с сослуживцами. – От их рассказов мои волосы вставали дыбом. Они были абсолютно непохожи на то, что я читал в официальной
Однако публичные выступления должны были неукоснительно соответствовать официальной линии партии. Василий Чуйков вспоминал о фотографии, вышедшей в газете в ходе Сталинградской битвы и изображавшей его с группой сослуживцев – офицеров и солдат – у берега Волги. На снимке все они радостно смеялись, глядя на рунной пулемет в руках молодого солдата. Смысл происходящего выглядел кристально ясным: молодой солдат вернулся с боевого задания, выполняя которое он уничтожил много ненавистных врагов. Однако в реальности все было гораздо более безыскусно и трогательно: молодой солдат держал крохотного щенка, которого он подобрал как талисман. Общий смех был вызван тем, что столь крохотное создание выжило после боя, прошедшего днем. Советским цензорам ситуация показалась слишком фривольной: щенок на фотографии был закрашен, а на его место вклеили пулемет.
Истинные события битвы оказались погребены под слоями цензуры. Многое осталось скрытым от нас до сих пор. В коммунистическую эпоху было невозможно писать что-либо «негативное» о Сталинграде. Но от попыток забыть об ужасе и сомнениях, изобразив сражение как триумфальное шествие Красной Армии, история теряет гораздо больше, нежели приобретает.
Какой видели битву остальные
Сталинградское сражение стало сокрушительным поражением нацистской Германии и поворотной точкой Второй мировой войны. Никогда прежде целая немецкая армия не оказывалась разбитой, да еще с таким количеством пленных. Неудивительно, что русские настолько гордились этим достижением. Приведем лишь слова маршала Константина Рокоссовского, приуроченные к двадцать пятой годовщине битвы: «Об этом сражении написаны, наверное, сотни книг. Я думаю, сколько люди будут жить на земле, они будут помнить его. И это неудивительно, потому что это была крупнейшая битва в военной истории, в которой социализм и фашизм столкнулись лицом к лицу. Для нас это были жизнь и смерть, которые встретились на Волге. В сражении победила жизнь».
Обратимся к мнению противоположной стороны. Генерал Ганс Дерр, воевавший под Сталинградом, впоследствии стал автором первого немецкого исследования битвы. Он оценил ее как «поворотный пункт Второй мировой войны».
«Для Германии битва под Сталинградом была тягчайшим поражением в ее истории, для России – ее величайшей победой» – таковы ретроспективные комментарии Дерра. Но Сталинградское сражение неудержимо влекло к себе и в те дни, когда оно происходило. В начале октября 1942 года отчеты британской военной разведки отмечали, что Сталинград «стал едва ли не навязчивой идеей», приковывающей к себе интерес общества больше, чем все другие военные новости. Возможно, самый интересный современный комментарий битве был сделан в статье лидера китайских коммунистов Мао Цзэдуна для газеты «Либерэйшн Дэйли» 12 октября 1942 года, когда сражение достигло своего пика: «В эти дни новости о каждом поражении и победе в городе захватывают сердца миллионов людей, доводя их до отчаяния и приводя в восторг».
Примерно в то же время немецкая газета «Берлинер Берзенцайтунг» писала: «В Сталинграде в самом разгаре сражение мирового значения. Это крупнейшая, решающая битва. Ее участники в силах увидеть лишь ужасные детали отдельных боев, но неспособны осознать их значение и предвидеть конец… Те, кто, напрягая каждый нерв и мускул, выживет в этой битве, сохранят в памяти адские впечатления, как если бы они были выжжены в их сознании каленым железом… Потребуются годы, чтобы до конца осознать все подробности этой беспрецедентной битвы с ее уличными боями. Никогда за всю историю войн не было аналогичного примера, когда на столь сжатом пространстве на такой долгий срок концентрировалось столь огромное количество вооружения. Никогда ранее не было города, сражавшегося до падения его последней стены… В этой битве, несмотря на наше численное превосходство, мы пока не достигаем необходимого результата».