Сталинградский рубеж
Шрифт:
В ту пору - такая уж была у меня служба - мне доводилось плавать чуть ли не по всей Волге. Сталинград, растянувшийся вместе с пригородами на добрые полсотни километров по высокому берегу, открывался взгляду квартал за кварталом...
Ту же знакомую картину увидел я и теперь, в середине августа сорок второго. И замерло от радости сердце: Сталинград невредим!
Это я понял, еще находясь на левом берегу. И окончательно убедился в этом, проезжая по городу. Оживленные людные улицы, заполненные пассажирами трамваи, по-южному распахнутые настежь двери магазинов... В заводской части дымили десятки высоких труб. На огромный цех походил и волжский берег повсюду
Город жил и работал. И, конечно, прежде всего - на оборону. Ведь его заводы могли плавить сталь, производить оружие, боевые машины (как я потом узнал, фронт тогда ежедневно получал от сталинградцев около десяти новых танков, а орудий - на целый противотанковый полк).
Но вид не тронутого войной, полного будничной сутолоки большого города остро и тревожно напоминал о том, как приблизилась к нему еще недавно далекая линия фронта. На западе она проходила по Дону, в каких-нибудь шестидесяти - семидесяти километрах от этих дымящих заводов и людных зеленых улиц. Мне еще не было тогда известно, что с южной стороны, где положение одно время стало наиболее опасным, врага остановили менее чем в тридцати километрах от Сталинграда.
Миновав центр, машина пересекла по деревянному мосту устье полупересохшей Царицы. Затем, удаляясь от Волги, мы свернули в извилистые, разделенные оврагами улочки юго-западной сталинградской окраины, застроенной одноэтажными домиками, утопавшими в садах. Тут я никогда еще не бывал.
Фронтовой КП, куда надлежало явиться, помещался в школьном здании у Дар-горы. Фактически это был командный пункт двух фронтов. Сталинградский фронт, образованный 12 июля, к августу раздался в ширину на несколько сотен километров, и его разделили на два: Сталинградский (правое крыло прежнего) и Юго-Восточный (левое крыло прежнего). Но так как войска обоих фронтов обороняли Сталинград и требовалась непрерывная координация их действий, Ставка признала необходимым сосредоточить управление ими в одних руках и подчинила Сталинградский фронт командующему Юго-Восточным. Фронты имели отдельные штабы, а командующего одного - генерал-полковника А. И. Еременко. В этой должности он был еще считанные дни, вернувшись только недавно в строй после полученного зимой тяжелого ранения.
Командующий принял меня в присутствии члена Военного совета Н. С. Хрущева. В той же комнате находился и начальник Генерального штаба А. М. Василевский. О том, что он прибыл в Сталинград в качестве представителя Ставки, я не имел понятия и был предупрежден об этом буквально за минуту, у самого порога.
У старших начальников - всех их я видел впервые - были утомленные, но спокойные лица. Еременко привстал, опираясь на палку. Василевский пригласил меня сесть и начал разговор, который и дальше вел в основном он.
– Как себя чувствуете, товарищ Крылов?
– Вполне в рабочем состоянии, товарищ генерал-полковник.
– Рана-то как, дает еще себя знать? - задал уточняющий вопрос Еременко.
Рана, конечно, еще побаливала, но жаловаться на это не хотелось. Ответил, что с этой рапой я уже в Севастополе воевал, а после того сколько времени прошло - что ж о ней говорить!
Василевский кивнул и стал неторопливо, но очень лаконично, как бы взвешивая каждое слово, характеризовать обстановку под Сталинградом. Она определялась в тот момент прежде всего тем, что противник, остановленный на дальних подступах к городу (а на юго-западе, где немцы пересекли внешний оборонительный обвод, - уже и не на дальних), после непродолжительной
Полного состава сил двух наших фронтов, на общем командном пункте которых я находился, мне, естественно, знать не полагалось. Было, однако, ясно - да этого никто и не скрывал, - что на стороне противника значительный перевес в артиллерии, в танках, а особенно - в авиации. Что касается общей задачи, то А. М. Василевский, подчеркнув, что это оценка И. В. Сталина, сказал:
– Оборона Сталинграда и разгром врага, идущего с запада и с юга на Сталинград, имеют решающее значение для всего нашего советского фронта.
Впоследствии эти слова я прочел в директиве Верховного Главнокомандующего.
Наиболее опасным, насколько я мог представить, выглядело положение в полосе 4-й танковой армии Сталинградского фронта и в полосе 64-й армии Юго-Восточного. Но Василевский, подозвав меня к карте, стал показывать позиции 62-й армии, развернутой между теми двумя на левом фланге Сталинградского фронта, а по отношению к городу - прямо на западе. Эта армия держала оборону по левому берегу Дона, от Нижне-Гниловского до устья Донской Царицы, причем довольно большой северный участок - между Нижне-Гниловским и озером Песчаное - только что перешел к ней от правого соседа - 4-й танковой, у которой не хватало сил его оборонять.
– Попытки противника форсировать в этом районе Дон, - пояснил Василевский, - означают самую непосредственную угрозу Сталинграду. - И повторил уже сказанное раньше: - А отстоять Сталинград мы обязаны во что бы то ни стало.
Еременко добавил, что 62-я армия сейчас усиливается.
Подробности относительно шестьдесят второй сообщались, следовало полагать, не просто так, и все же я ждал, когда скажут что-нибудь о 1-й гвардейской, куда у меня было назначение. Наконец Василевский упомянул и ее.
– В первую гвардейскую, - объявил он, - видимо, не поедете. Думаем послать вас в шестьдесят вторую, заместителем к генералу Лопатину.
Александр Михайлович пристально посмотрел на меня своими внимательными темно-карими глазами, как бы проверяя, сознаю ли я, что для решения использовать меня именно так существуют весьма серьезные основания.
Заместители командующих (помимо замов - специалистов по родам войск) были тогда не во всех армиях. До сих пор, как выяснилось, не было заместителя командующего и в 62-й. Сам факт назначения на эту должность говорил о многом. Он подтверждал, что армия находится на исключительно важном участке фронта. Мне оставалось сказать, что постараюсь оправдать оказанное доверие.
– Ну, тогда желаю успеха! - заключил начальник Генштаба. - Пока согласуем с Москвой ваше переназначение, можете немного отдохнуть. Час, а может быть, и два - в вашем распоряжении.
В заключение кто-то из беседовавших со мною начальников спросил о семье, о родителях: где они, как живут? Ответил, что старики - на моей родине, под Балашовом, а жена и дети, которых надолго потерял из виду, после того как расстался с ними у западной границы, нашлись в Казахстане. Живут, как все, - верой в победу.