Сталинка
Шрифт:
– Спасибо.
На улице по-прежнему было светло и людно.
– Галя, ну какая машина? Мы с бабушкой на сапоги мне по два месяца копим. Я в университет на трамвае езжу, потому что дешевле, чем на автобусе. Да и кто рулить будет? Большая, белая? Это "Волга" что ли?
– Татьяна пожала плечами.
– И вообще, мне почему-то страшно было.
Галка обвела взглядом, оставшийся за спиной вход в подъезд, серую каменную стену дома и большие блестевшие на солнце окна:
– Ладно. Пошли домой.
В те годы в Советском Союзе большинство людей даже слова то такого "иномарка" -
В юности люди переживают множество разнообразных событий. Так что одно из них вроде гадания слепой женщины, миновало и сёстры забыли о нём, постеснявшись рассказать о своём походе даже дома. Засмеют. То же, молодые комсомолки и к бабушке гадать пошли!
С того дня прошло шесть лет. Осень тысяча девятьсот семьдесят третьего года в Красноярске стояла на удивление сухая и тёплая. Татьяна собралась в гости к сестре. Галка успела выйти замуж, а через месяц после свадьбы молодого супруга, которому только-только исполнилось восемнадцать лет, забрали в армию. Галина осталась жить со свекровью и доучиваться в институте. Вопреки расхожему мнению ни ссор, ни споров в семье не возникало, хотя кроме свекрови в чистой и ухоженной двухкомнатной квартире жили ещё свёкор и их старшая дочь. Вот туда и собиралась Татьяна. Открыла входную дверь и услышала:
– Не закрывайте. Я к вам... в гости к вашим соседям.
На ступеньках стоял подтянутый русоволосый, голубоглазый парень и улыбался ровными белыми зубами.
– Вот отслужил и теперь навещаю родственников.
– Одернул обтягивающий стройную фигуру китель, прикоснулся к козырьку фуражки.
– Я к Кузьминым. А вы...
– И опять блеснул в улыбке белоснежными зубами: - Это с вами мы по этой лестнице с того краю спускались?
– кивнул на выступающие за перила края ступеней.
– Да.
А ещё через год осенью тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года Михаил и Татьяна отпраздновали свадьбу. Следующая осень подарила Татьяне и Михаилу сына, которого папа ещё до его рождения звал "Мишечка маленький", ну, раз уж сам он Миша большой. Поэтому вопрос о выборе имени не возникал. Старшего сына Татьяны звали также как его отца - Михаилом. Первая часть пророчества слепой гадалки сбылась. Но, то ли заботы и хлопоты помешали, то ли суждено было так, только Татьяна тогда даже не вспомнила слова слепой женщины.
Двадцать лет спустя
Миха победил в краевой олимпиаде по химии и в качестве награды его из обычной школы перевели в другую, которая называлась лицеем и находилась далеко от дома. И не очень бы он радовался такой награде, ведь зимой в автобусе до школы ехать почти полчаса, глядя на обнадёживающую надпись на обледеневшем стекле: "Терпите, люди, скоро лето".
Но родители гордились, родственники хвалили, а самое главное выпускные экзамены из этого лицея, автоматически считались вступительными в институт. И Миха смирился, в первый же свой учебный день подравшись за школьным гаражом с новым одноклассником - Сашкой Соловейчиком. Не знали они тогда ещё, что это и непросто драка, а крепкая завязка мужской дружбы.
Спокойно
– А-а-а... это что такое?
– спрашивать самого себя - бесполезное дело, когда перед кухонным окном плывут клубы чёрного дыма, а вот и красный хвост пламени метнулся. Этаж четвёртый! Крыша горит? И тут вспомнил: на балконе у них мешок сухарей насушен, ещё какие-то запасы у матери и старые покрышки от отцовской "Нивы"! А он там тополиный пух жёг! Все эти мысли промелькнули в мгновенье ока. Открыл кран холодной воды, схватил пустую кастрюлю, набрал до краёв, кинулся на балкон, потом подставил ведро, пока выплёскивал кастрюлю, наливалось ведро. Бегал как заводной. Наконец пожар потух. На балконе противно воняло жжёной резиной и горелыми сухарями, а под окном стали появляться соседи.
– Всё в порядке!
– крикнул сверху. - Тут пух тополиный... был.
Осталось навести порядок до прихода родителей. Вынести с балкона на мусорку обгоревшие сухари и покрышки. Но сначала убрать ведро и кастрюлю.
– О, чёрт! Теперь потоп! Самое то, после пожара!
Оставленная в раковине под открытым краном кастрюля, плотно закупорила слив, и вода текла через край на пол. А поскольку кран во время пожара он открыл на всю катушку, то теперь на полу кухни воды набралось по щиколотку.
– Ликвидируем потоп.
Мокрый и закопченный Мишка, дотащив до мусорки последнюю охапку какого-то обгоревшего на балконе тряпья, вернулся домой, осмотрелся - вроде полный порядок. Осталось только самому помыться.
К приходу родителей последствия пожара и потопа были окончательно ликвидированы, полы помыты, квартира проветрена и сам Мишка чистый и переодетый, как ни в чём не бывало, сидел за кухонным столом пред книжкой, готовый к самому суровому наказанию.
Однако, на удивление, соседи не жаловались ни на пожар, ни на потоп, а про то куда девалось с балкона всё "добро" пришлось рассказывать самому. Отец, выслушав, сказал, что главное не испугаться и действовать здраво. Что его сын и сделал. А мать только гладила по макушке, да вздыхала: "Случилось, ну случилось. Справился, и слава Богу!" Такое отношение родителей удивило и озадачило Миху. По меньшей мере, каких-то "репрессий" он, точно, ожидал.
Тополиный пух уступил место душным августовским дням, а потом холодным сентябрьским дождям, за которыми пришли морозы и метели. Ветер собирал со двора маленькими вихрями обрывки газет, пакетов, пластиковых бутылок и почему-то сгонял всё это к их дому. На обрывках газет значился тысяча девятьсот девяносто первый год и крупный шрифт "Требуем зарплату".
– Сегодня у нас в управлении выборы... состоялись, - Михаил поужинал, но продолжал сидеть за кухонным столом.
– Можешь представить, кого выбрали?