Сталинка
Шрифт:
– Могу. Кто не будет мешать пить на работе и прогуливать, то есть не тебя.
– Татьяна мыла посуду и чутко прислушивалась к звукам из спальни.
– Это управление механизации! Тяжелые механизмы! - Не в силах усидеть на месте Михаил поднялся со стула. Но на тесной кухне не разбежишься. - Развалят управление! Понимаешь?
– Понимаю. Зарплаты ждать не приходится.
– Представляешь, перед голосованием мужиков угостили... водкой! А потом в открытую с трибуны заявили, что так же как сегодня будет каждый день, если проголосуют за... ну, есть там у нас пьющий мастер.
– Миха делает вид, что уроки делает. А на самом деле, слышишь? Компьютер жужжит.
– Миша! Ты уроки сделал?
– Тише, Алёшка только задремал. Днём врач опять приходила. ОРЗ говорит. Уже неделю температура не спадает. Я ей говорю, что он ничего, совсем ничего не ест и даже пьёт водичку капельками. А она мне: "Что вы хотите? Ребёнок болеет!"
– Тань, я думаю, надо уходить в... бизнес. У нас двое сыновей, учить, лечить, кормить - нужны деньги. В управлении зарплату ждать... После сегодняшнего - не знаю, на что надеются.
– Ты же видишь, что творится! Какая зарплата? И вообще, кто знает, сколько продлиться такая свободная жизнь? Надо успеть попробовать! Уж лучше сами как сможем, чем ждать у моря погоды. Пойду Алешку посмотрю. - Через минуту из спальни донесся сдавленный голос жены:
– Алёшке плохо!
– До скорой не дозвониться. То занято, то трубку не берут.
– Миша, он чуть дышит и пятнами пошёл!
– Одевай, тут до двадцатой больницы десять минут бегом. Миха, мы в больницу, ты дома нас жди!
Он бежал самым коротким путём. Опуская лицо к губам сына, едва улавливая слабое прерывистое дыхание. Татьяна бежала следом. На улице ни машин, ни людей. Мороз и ночь разогнали всех. Дверь в приемный покой детского отделения оказалась открытой. В смотровую комнату Михаила и Татьяну не пустили. Они видели, как засуетились и забегали врачи. Прижавшись к замочной скважине, Татьяна старалась уловить хоть какой-нибудь звук. Но за дверью стояла тишина. Вот послышались шаги, дверь открылась и вышли дежурная врач и медсестра. В руках она держала Алёшкину одежду.
– Вот, заберите.
Свет в больничном коридоре начал меркнуть и в наступающей темноте Татьяна услышала детский плач.
– Да что с вами?
– Он... жив?
– Да. Вы успели. Похоже у него инфекционный мононуклеоз. Внешне ничего не заметно. Отёк пошёл внутрь и сдавил горло. Но вы несли его по морозному воздуху, это его спасло. Придётся лечь в больницу.
В больнице лежали больше месяца. Голубоглазый, с пышными русыми кудрями Алешка выглядел ангелочком, а характер имел бандитский. И медицинских сестёр, приходивших в палату ставить уколы, напрочь отучил трепать его роскошные кудри, с размаху влепив каждой желающей его погладить, ладошкой по голове. Палата, в которой Татьяна лежала с сыном, была на первом этаже. Михаил, отдав дежурной сумку с передачей, стоял у окна, с подоконника которого Алёшка внимательно всматривался в происходящее на улице:
– Мама, мама! Смотри, смотри, ваточки полетели!
– Крупные хлопья снега
Так для семьи Буденковых выглядела "дверь" в новый мир "Перестройки". И всё бы ничего, но выбора входить в эту дверь или нет, у них, как и у всех остальных пока ещё советских людей, не было.
Уволиться из управления механизации не вопрос, вопрос каким способом потом прокормить семью?
– Опять экономические детективы пишите?
– За кухонным столом Михаил и его брат Александр вечер за вечером о чём-то спорили, считали, пересчитывали. Рвали написанное и начинали снова.
– Так кредиты дают под двести процентов!
– возмущался Александр.
– Значит надо быстренько деньги оборачивать и кредиты возвращать!
– убеждал Михаил.
– И где это мы за месяц столько заработаем?
– В магазинах видел полки? Вот именно - пустые. А теперь смотри, - и открыл дверку морозилки.
– Всю мясом свежим забил.
– Ну?
– Что "ну"? У меня же "Нива", отъехал подальше от города, в деревнях свиньи в каждом дворе. Ты вспомни нас, как мы в Журавлёвке жили? И рады бы продать, да не на себе же хряка в город волочь! Приезжаешь, закупаешь и сдаёшь в потребкооперацию.
– Слушай, так там ещё и за сданное мясо талоны выдают на... всякий дефицит.
– Да зачем нам дефицит? Нам мясо сдать, деньги вернуть и снова закупить. И так пока свои оборотные средства не наработаем, чтоб не лезть в банковскую кабалу.
– А пока "нарабатываем" жить на что?
– Выкрутимся...как-нибудь. Из оборота деньги вырывать нельзя! По ходу дела найдём подработку.
И закрутилось. Уходил Михаил из дома рано, возвращался поздно. По вечерам сидели на кухне и обсуждали события прошедшего дня. И вроде бы всё получалось, но деньги нужны каждый день, чтобы покупать продукты, платить за квартиру и электричество, покупать одежду.
– Чтобы купить что-нибудь нужное, надо продать что-нибудь ненужное, - оценивающе осматривала квартиру Татьяна.
– Знакомые ребята так же как мы фирму организовали и привезли импортные семена на продажу. Ну, немного не рассчитали. Все эти огурцы и помидоры надо вырастить в этом году!
– С чего вдруг?
– На каждой пачке срок годности указан. И этот срок истекает, всхожесть будет плохая. Да и кто их купит, просроченные?
– И что?
– А если подешевле и в людных местах? А процент с продажи - повыше, ведь сроки поджимают!
– Ну да, вот идут со смены Красмашевцы, дачи у всех. Утречком к проходной, когда одни на смену, другие со смены, и вечером то же самое!
Через пару дней Михаил привез домой большущую коробку, доверху набитую, будто подарочными открытками, разноцветными красиво оформленными пакетиками семян.
На следующее утро, чуть свет на цыпочках он миновал кроватку спящего Алешки, и, обуваясь у выхода, шептал жене:
– Не знаю, как ты выкрутишься, но мне на работу надо. Ночью машина с мясом пришла, не разгруженная стоит!