Сталинская гвардия. Наследники Вождя
Шрифт:
На XIX съезде Брежнев испытает головокружение от нежданного счастья: Сталин назовет Брежнева в числе кандидатов в члены расширенного до 25 человек Президиума (Политбюро) ЦК. Более того, Леонида Ильича избирают секретарем ЦК, переводят в Москву, на Старую площадь! Сталин приблизил его, превратил из периферийного партийного лидера в одного из самых перспективных политиков страны. В последний год Сталин болел, был не слишком активен, но успел трижды принять Брежнева. Именно тогда Брежнев получил просторную квартиру на Кутузовском проспекте, в которой будет жить до конца своих дней.
На похоронах Сталина Брежнев рыдал. Позже страна еще не раз увидит слезы Брежнева: он не стеснялся эмоций, не скрывал сентиментальности. Позже вся страна увидит слезы Брежнева, который с борта катера, затянувшись сигаретой, задумчиво смотрел на Малую Землю…
Сразу после смерти Сталина Брежнева исключают и из кандидатов в Президиум, и из секретариата ЦК. Партию возглавил Хрущев, который по работе на Украине мог считать Брежнева своим человеком.
Хрущев поручает секретарю ЦК Брежневу курировать военную промышленность и освоение космоса. У него сложились дружеские отношения с академиком Королевым, с членами Государственной комиссии – Устиновым, Неделиным. Все чаще он общался со всесильным Никитой, тот считал его верным, безопасным.
В июне 1957-го против Хрущева взбунтовался Президиум ЦК. Молотов, Каганович, Маленков, а еще – Ворошилов, Шепилов, Сабуров потребовали отставки Хрущева. Хрущева поддержали военные и чекисты: Жуков, Конев, Серов. Но Хрущев опасался делать на них ставку, опасался придавать политический вес силовым структурам и их лидерам. Поддержал Хрущева Суслов – но не преминул указать на личные недостатки Никиты Сергеевича, проявил самостоятельность… Тут-то и пригодился верный партиец Брежнев, активно помогавший Хрущеву переломить Президиум ЦК с помощью пленума ЦК. И это – несмотря на «инфаркт миокарда», который перенес в те дни отнюдь не хладнокровный Леонид Ильич. Победивший Хрущев тут же принимает Брежнева в Президиум. Брежнев стал третьим по значению политическим деятелем СССР – после Хрущева и Микояна и безусловным лидером нового поколения управленцев. Взошли космические победы, вдохновлявшие, придававшие высокий смысл советскому строю – и Брежнев заслуженно грелся в лучах славы Спутника, Гагарина, Титова. Тогда-то и стало ясно: Хрущева должен заменить человек, который ассоциируется с космическими победами. В партийной элите таким человеком был Брежнев.
В 1960-м Брежнева избирают председателем Президиума Верховного Совета СССР. Должность удобная, с пышными церемониями, поближе к наградам, к космонавтам и ученым, к артистам и героям труда, которых Брежнев радушно чествовал. Минимум черновой работы. Народ привыкал к улыбчивому южанину – теперь уже официально второму человеку в государстве. Но в июле 1964-го, когда уже складывались контуры заговора против Хрущева, Брежнева отставляют с поста советского «президента». Он становится секретарем ЦК. Должности «второй секретарь» не существовало, но негласно именно Брежнев был вторым. Он вел заседания Политбюро в отсутствие Хрущева, а отсутствовал он часто и подолгу.
Об участии Брежнева в смещении Хрущева мы можем судить по нелояльным к Леониду Ильичу воспоминаниям Семичастного, Шелепина, Егорычева. Они показывали колебания Брежнева, желание переложить ответственность на Семичастного, даже на Суслова, поддержавшего заговорщиков в самый последний момент. Его малодушие – вплоть до трусливого предложения устроить Хрущеву авиакатастрофу. Слишком карикатурный получается образ. Когда нужно было вызывать Хрущева из Пицунды в Москву, по воспоминаниям Шелепина, «Брежнев дрожал, заикался, у него посинели губы…». Так или иначе, дело удалось провернуть, и 14 октября, на пленуме ЦК, Хрущева освобождают от всех должностей. Брежнев стал первым секретарем ЦК КПСС, а Косыгин – Председателем Совета министров СССР.
Активное участие в подготовке отстранения Хрущева принял Шелепин. Шелепин, судя по всему, переоценил свои силы и недооценил значение кабинетов и кресел. Брежнева он считал руководителем слабым, неподготовленным к серьезному лидерству. К Шелепину неприязненно относились и реформаторы, и консерваторы. В новой системе, после отставки Хрущева, Шелепину не удалось усилить
Что дальше? Брежнев доверял профессионалам. Это касалось и консультантов генсека, и глав ведомств, и секретарей обкомов. В отличие от Хрущева, он не считал себя корифеем всего и вся, не лез с навязчивыми идеями. В начале знакомства с Бовиным Леонид Ильич огорошил его вопросом: «Ты знаешь, что такое конфронтация? А можешь мне рассказать?». Бовин кивнул. «А знаешь, что такое боровая дичь?». Бовин пожал плечами. И тут Брежнев изложил условия конвенции: «Давай так и будем работать. Ты мне будешь рассказывать про конфронтацию, а я тебе – про боровую дичь». Неплохое начало для сотрудничества политика и советника.
Брежнев воплощал концепцию коллективного руководства. Он действительно прислушивался к большинству Президиума (Политбюро) и корректировал свою точку зрения, если она не совпадала с мнением авторитетных экспертов. Для партийной вертикали Брежнев был удобным лидером, он давал понять секретарям обкома, что является одним из них. Неприязненно относящийся к Брежневу сторонник хрущевских реформ Ф. Бурлацкий писал: «Свой рабочий день Брежнев начинал необычно: один-два часа посвящал телефонным звонкам другим членам высшего руководства, многим авторитетным секретарям ЦК союзных республик и обкомов. Говорил он обычно в одной и той же манере – вот, мол, Иван Иванович, вопрос мы тут готовим, хотел посоветоваться, узнать твое мнение… Можно представить, каким чувством гордости наполнялось в этот момент сердце Ивана Ивановича. Так укреплялся авторитет Брежнева. Складывалось впечатление о нем, как о ровном, спокойном, деликатном руководителе, который ни шагу не ступит, не посоветовавшись с другими товарищами и не получив полного одобрения своих коллег». Да. Он держал руку на пульсе обкомовской жизни: не только звонил, но и немало ездил по городам и весям.
Тактической задачей Брежнева была административная изоляция Шелепина, предотвращение возможного заговора против нового первого секретаря ЦК. С Косыгиным Брежнев работал без серьезных конфликтов и критиковал действия правительства вяло, нечасто. «Реформа? Да что реформа. Работать надо лучше – вот и вся реформа». Брежнев несравнимо уважительнее относился к правительству, чем Хрущев или Горбачев. Разумеется, без сложностей не обходилось. Промышленный отдел ЦК возглавлял Кириленко, ревниво относившийся к деятельности Косыгина и Совета министров. Нередко Кириленко и Косыгин скрещивали мечи на заседаниях Политбюро. Брежнев предпочитал находиться над схваткой, не давал поблажки «своему» секретарю ЦК. И Косыгин до середины 70-х мог жестко отстаивать свою позицию.
Клеймо «застоя», разумеется, было для горбачевских пропагандистов элементарной реализацией самого хрестоматийного принципа: «вали все на предшественника». Разговор о «нефтяном благополучии» брежневских лет возможен только с учетом капиталовложений в нефтяную промышленность, в освоение сибирских месторождений. Именно тогда появилась песенка:
Нам счастье досталось не с миру по нитке, Оно от Кузбасса, оно от Магнитки.Нефть на Брежнева не с неба пролилась. Только мобилизовав промышленность, СССР смог стать нефтегазовой сверхдержавой. Разве это – паразитирование на ресурсах? Это кровь и пот, это риск и расчет. Это развитие, а не застой. О некоторых экономических нюансах сибирской эпопеи мы рассказали в главе об А.Н. Косыгине. Но, говоря о Брежневе, нельзя не упомянуть его любимца – летчика, министра гражданской авиации Б.П. Бугаева. За годы правления Брежнева и работы министра Бугаева показатели авиаперевозок в СССР увеличились на 80%. В любви к авиации Брежнев был продолжателем Сталина. Почти в два раза возрос грузооборот гражданской авиации. Только в 2007—2008 годах Россия стала показывать в гражданской авиации результаты, сопоставимые с брежневскими. 30 лет потеряно? При этом все самолеты и вертолеты советской гражданской и военной авиации были отечественного производства. Самолетостроение нынче упало в десятки раз по сравнению с брежневским уровнем. А ведь развитие столь наукоемкой отрасли – это и есть модернизация, о необходимости которой с апломбом рассуждают нынешние политические лидеры. Не прилетишь в модернизацию на «Боинге».
В начале 1981-го иностранный журналист писал: «При Брежневе, за 17 лет, в новые квартиры вселилось 143 миллиона человек. В СССР – один миллион врачей. В 1940 году в СССР добыли 31 миллион тонн нефти, в 1980-м – 603 миллиона. Одна лишь Тюмень увеличила добычу нефти в 111 раз. В 145 раз увеличена добыча газа, в 12 раз увеличено производство стали, в 26 раз увеличено производство электроэнергии». Что это – триумф коллективного правления? Какова роль «лично Леонида Ильича» в достижениях того времени? Один из косвенных ответов дала история: в 1976—1982-м, в годы, когда здоровье Брежнева было измождено болезнями, дела в стране шли куда менее успешно, чем в 1964—1976-м. Значит, энергия Брежнева кое-что значила? Было в этом простодушном хитроване что-то важное, что дополняло управленческий гений Косыгина, интеллект Андропова, политическое мастерство Громыко. Влиятельное трио «Андропов – Устинов – Громыко», казалось бы, по всем статьям превосходило Брежнева. Но в годы их правления при больном генсеке и снабжение ухудшилось, и афганская ситуация превратилась в политический тупик. В годы брежневского расцвета партийные органы, правительство и силовые ведомства работали более слаженно!