Сталинская гвардия. Наследники Вождя
Шрифт:
После отставки Булганина партия приучила армию к министрам военной косточки, да еще и с легендарным боевым военным прошлым. Жуков, Малиновский, Гречко… А Устинов продолжал руководить военной промышленностью – два десятилетия с портфелем министра, а позже – в Секретариате и Политбюро ЦК. К началу семидесятых его властный авторитет в империи ВПК уже был непререкаем.
Устинов был близок к Брежневу. Удивительное дело: им удалось обойтись без конфликтов даже при Хрущеве, когда оба курировали военную промышленность и космос. Может быть, дело в том, что трудоголик-максималист Устинов, в отличие, скажем, от Суслова, не был сухим педантом. Устинов умел пошутить, любил народный юмор, без ханжества. После 1964-го хорошие отношения с Брежневым пригодились. У Устинова сложились доверительные отношения с заместителем Косыгина, председателем Военно-промышленной комиссии Л.В. Смирновым. Если нужно было на высшем уровне «протолкнуть» научно-исследовательские работы,
С маршалом Гречко властный, упрямый Устинов не ладил. Гречко приписывают фразу: «Пусть этот рыжий со Старой площади не суется в мои дела». Устинов в ответ называл его «кавалеристом». Кавалерист – значит, ретроград. Гречко и Устинов разошлись во взглядах на ракетный комплекс СС-20. Эта подвижная установка с тремя разлетающимися боеголовками со временем стала грозой всей Европы. А сначала был проект молодых конструкторов во главе с А.Д. Надирадзе. Им удалось найти поддержку только у «оборонного» секретаря ЦК Устинова. Устинов «пробил» уникальный комплекс, преодолев скепсис министра обороны и некоторых маститых производственников.
После смерти маршала Гречко Брежнев рискнул отдать арбатский кабинет индустриальному генералу – и армия не без скрипа, но приняла это назначение. Брежневизм сделал для армии немало, и генералы, чувствовавшие себя любимцами партии, не посмели бунтовать против полуштатского министра. На одном заседании Политбюро – 27 апреля 1976 года – Брежнев выдвинул Устинова в министры обороны («человека опытного, прошедшего школу партийной работы, хорошо знающего вопросы обороны страны. Конечно, 40-летнего товарища ставить на такой участок было бы нецелесообразно» – так аттестовал его генсек), а Устинов в ответ предложил присвоить Брежневу звание маршала. Сам новоиспеченный министр с военных времен носил погоны генерал-полковника, а генерала армии получил на том же заседании 27 апреля. Производство в маршалы Советского Союза стало делом ближайших месяцев. Брежнев заявил: «Очень хорошо, что на Министерство обороны приходит человек с «гражданки». С точки зрения разрядки напряженности это тоже будет воспринято правильно. Тов. Устинов знает и конструкторские бюро, ведущих конструкторов, знает оборонные заводы». Что касается разрядки – здесь Брежнев погорячился. Устиновская стратегия была куда более опасной для Запада, чем самые смелые планы любого боевого маршала.
Устинов взялся за дело решительно. Изменилась военная доктрина. Во времена Гречко армия готовилась к «неядерному конфликту высокой интенсивности», в котором решающую роль играли бронетанковые войска и авиация. Устинов стал идеологом «евростратегической» доктрины, которая предполагала резкое усиление ядерного потенциала. На вооружение были приняты новейшие ракетные комплексы РСД-10, ОТР-21 и ОТР-23. В современной войне (и ее предотвращении!) именно они должны были играть первую скрипку. Ядерные удары должны были поддерживать наступление группы войск в Германии в предполагаемом конфликте с НАТО. Межконтинентальные баллистические ракеты «Тополь» и «Воевода» были разработаны тоже при Устинове, под его руководством. Но Устинов усиливал ракетные войска не в ущерб остальным. При нем армия получила танки Т-80 с турбореактивным двигателем, новейшие боевые машины пехоты БМП-2 и БМП-3, самолеты Су-27, МиГ-29, Ту-160. Воздушно-десантные войска получили БМД – боевую машину десанта, способную десантироваться вместе с экипажем. Флот впервые получил авианесущие крейсера. И это – только самые знаковые, всем известные машины.
Вот лишь один из многих эпизодов: мобильный, высокоточный оперативно-тактический ракетный комплекс «Ока» – ОТР-23, разработанный в Коломенском КБ под руководством С.П. Непобедимого – выдающегося конструктора, которому Устинов доверял. Он, как и другие великие проекты, оставался в сфере устиновского внимания почти десятилетие. Разработка началась в 1975-м, первые пуски на полигоне Капустин Яр – в 1976-м. Государственные испытания, на которых присутствовал Устинов, продолжались до 1979-го. Комплекс обрастал новым оборудованием. В 1980-м комплекс приняли на вооружение. Производство наладили на Воткинском машиностроительном заводе – опять-таки под небюрократическим наблюдением Устинова, державшего руку на пульсе.
Устинов был министром эпохи научно-технической революции, когда технические науки и индустрия для армии были не менее важны, чем военное искусство и спорт. В Генштабе опорой устиновской империи были последние мощные умы нашей армии – маршалы-конкуренты Огарков и Ахромеев. Именно Устинов поставил Огаркова во главе Генштаба – вместо маршала В.Г. Куликова. Первым заместителем министра обороны стал готовый к неутомимой работе маршал С.Л. Соколов – талантливый
Мы запомнили его уже в маршальском мундире. На глянцевых страницах армейских журналов отретушированный образ министра напоминал лубочных богатырей: больно торжественно он выглядел при всех регалиях. Две звезды Героя Социалистического Труда, одна – Героя Советского Союза; Ленинская премия, наконец, 11 орденов Ленина. По орденам Ленина за всю историю Устинов уступал только куда менее влиятельному любимцу фортуны Патоличеву. Даже у наградолюбивого Брежнева их насчитывалось восемь. Разве было в Советском Союзе дело важнее оборонки? Сорок пять лет Устинов пребывал на руководящей работе в самой престижной, элитарной, успешной советской отрасли. «Горе тому, кто станет жертвой столь медленных челюстей», – говорили о Сталине. Эту хватку переняли у вождя молодые наркомы военных лет, умевшие неотвратимо, как бронепоезд, двигаться из точки отправления в точку назначения, сметая все преграды.
Так сложилось, что многие руководители брежневской поры надолго олицетворили общее представление об эталоне и норме. Устинов во главе армии – такое же коренное явление брежневизма, как Виктор Тихонов «на хоккее», Григорович – во главе балета или верховный главнокомандующий куклами Сергей Образцов, который достиг вершин еще при Сталине, но именно при Леониде Днепродзержинском получил образцово-показательный театр с волшебными часами. Все как на подбор – фанатики своего дела и прирожденные лидеры, внушавшие трепет и уважение. Ритуальные славословия генсеку Устинов произносил органично и деловито, без карикатурного подобострастия, но неизменно именно он становился инициатором очередного награждения Брежнева.
На парадах, за которыми в те годы следили затаив дыхание, и не только в СССР, Устинов держался, может быть, без гусарской удали Андрея Антоновича Гречко, но все-таки выглядел молодцом. Глядел из-под очков чрезвычайно серьезно, говорил с чувством, толком и расстановкой, честь отдавал браво. Муляжи ракет двигались по Красной площади весьма грозно.
Устинов был ближайшим другом Брежнева из титанов Политбюро (из Черненко получился лишь дженерик политического титана). «Как и Брежнев, Устинов был довольно далек от всякого рода культурных проблем… Устинов, как и Брежнев, был человеком общительным, доброжелательным, оптимистом по натуре», – вспоминает Александров-Агентов. Только куда меньше было в Брежневе металлического трудоголизма. Работать с восьми утра до часа ночи и позже, снимая стружку в порядке четкой очереди с разных генералов, академиков, конструкторов, оружейников, – таким был стиль Устинова. А выходных он не признавал. На заседаниях Политбюро Устинов никому не позволял вмешиваться в оборонные вопросы: окатывал надменностью, не считаясь с чинами. Он старался не пускать посторонних в свою епархию, одергивая любые поползновения со стороны хоть Косыгина, хоть Кириленко. И властного маршала опасались, несмотря на свойственные ему добродушно простецкие интонации развеселого «Лихача Кудрявича». В своей области этот кадр хотел решать все.
В воспоминаниях Устинов не откровенничал: получился гладкий коллективный труд литконсультантов и стареющего маршала, напоминающий слог директив и селекторных совещаний. Но некоторые намерения и пристрастия маршала просочились в цельнометаллический текст. К середине восьмидесятых вполне вероятной идеологической перспективой была реабилитация сталинской системы. Приметы этой неосуществленной кампании, задушевной, как календарик с генералиссимусом на железнодорожной станции Гори: возвращение партбилета пенсионеру Молотову, фильм Евгения Матвеева по роману Чаковского «Победа», демонстративно бурные аплодисменты после упоминания заслуг И.В. Сталина в речи Горбачева 9 мая 1985 года. Устинов, в отличие от авиаконструктора Яковлева, воздерживается от развернутой апологии Сталина, но реплики Верховного вспоминает с явным благоговением. Сталинское умение вникать в нюансы военного производства так и осталось для поседевшего наркома идеалом управленческой манеры: «Сталин обладал уникальной работоспособностью, огромной силой воли, большим организаторским талантом. Понимая всю сложность и многогранность вопросов руководства войной, он многое доверял членам Политбюро, ЦК, ГКО, руководителям наркоматов, сумел наладить безупречно четкую, согласованную, слаженную работу всех звеньев управления, добивался безусловного исполнения принятых решений. При всей своей властности, суровости, я бы сказал, жесткости, он живо откликался на проявление разумной инициативы, самостоятельности, ценил независимость суждений… Он поименно знал практически всех руководителей экономики и Вооруженных Сил, вплоть до директоров заводов и командиров дивизий, помнил наиболее существенные данные, характеризующие как их лично, так и положение дел на доверенных им участках» (Устинов Д.Ф. «Во имя победы»).