Сталинская гвардия. Наследники Вождя
Шрифт:
В той же беседе с Граниным Косыгин подробно рассказывал о первых месяцах войны: «Память у него сохраняла фамилии, количества продуктов, машин, названия предприятий. Поразительная была память. Думаю, что рассказывал он про это впервые. Так свежо было удовольствие, которое он испытывал, вспоминая. Бесстрастный голос его смягчался, его уносило в какие-то отступления, которые вроде и не относились напрямую к нашей теме. Но они были интересны ему самому. Одно из них касалось октябрьских дней 1941 года в Москве, самых критических дней войны. Москва поспешно эвакуировалась, в Куйбышев отбыл дипломатический корпус, отправили артистов, Академию наук, наркомов… Из руководителей остались Сталин, Маленков, Берия и он, Косыгин. Между прочим, организуя отправку, Косыгин назначил Николая Алексеевича Вознесенского главным в правительственном поезде. Вознесенского такое поручение рассердило, характер у него был крутой, его побаивались, тем более что он пребывал в любимцах у Сталина. Сталин его каждый вечер принимал. Вознесенский пригрозил Косыгину, что пожалуется на это дурацкое назначение.
– Я не отступил, и Вознесенский вскоре сдался: черт с тобой, буду старшим. А я не боялся, мы с ним друзья с ленинградских времен…». В те страшные дни Сталин положился на Косыгина. В беседе с Граниным вспомнил Косыгин и о критическом дне прифронтовой Москвы: «Одну за другой выкладывал он интереснейшие подробности о том, как шестнадцатого октября здание Совнаркома опустело, – двери кабинетов настежь распахнуты, валяются бумаги, шуршат под ногами, и повсюду звонят телефоны. Косыгин бегом из кабинета в кабинет, брал трубку, алекал. Никто не отзывался. Молчали. Он понимал: проверяют, есть ли кто в Кремле. Поэтому и носился от телефона к телефону. Надо, чтобы кто-то был, пусть знают…
Тут я вставил про нашего лейтенанта, который, прикрывая отход, бегал от пулемета к пулемету, стрелял очередями, как будто мы еще сидим в окопах». Вот так, бегая от телефона к телефону, Косыгину подчас приходилось подменять собою весь Совнарком. Да, этот подвиг сродни военному.
1 января 1942-го. Недолгий отдых в кинозале. И снова – новогоднее назначение, ключевое в судьбе Косыгина, который вошел в историю Великой Отечественной прежде всего как уполномоченный Государственного Комитета Обороны в блокадном Ленинграде. Эта миссия Косыгина была поистине героической. В осажденном Ленинграде оставалось 2116 тысяч жителей. За январь умерло больше 80 тысяч. Косыгину предстояло организовать работу ледовой трассы через Ладожское озеро и вывезти из города полмиллиона человек. Прибыв в Ленинград, Косыгин немедленно занялся «Дорогой Жизни». Из Москвы Косыгин привез 40 автобусов и 200 грузовиков, загруженных продовольствием и запчастями. Еще 260 грузовиков обещали прислать из Горького и Ярославля. Каждое колесо – на счету. Машин не хватало. От безысходности Косыгин предлагает пустить по льду троллейбусы, но до этого дело не дошло. Изголодавшихся, больных людей поездом подвозили к Ладоге, а там – по ледовой дороге в автобусах и открытых грузовиках перевозили на восточный берег озера. Там работали пункты питания, дежурили медики. Не раз на эвакопункте Косыгин подходил к людям, помогал ослабевшим, подбадривал. Желал доброго пути и предупреждал, что дорожный паек следует экономить. Дальше – холодные вагоны спасительного поезда и – на восток, на восток…
Соратник и товарищ Алексея Николаевича, Анатолий Болдырев, вспоминал: «Зима 1941/42 г. была необычайно суровой. Морозы достигали 35 градусов, дули пронизывающие северные ветры. «…» Алексей Николаевич Косыгин каждые два-три дня наведывался на станцию Борисова Грива, объезжал по кольцевым маршрутам все пункты приема и отправки людей, грузов, пункты ремонта автомеханики и защиты «Дороги Жизни» от авиации противника».
«Дорога Жизни» была предметом постоянных забот Алексея Николаевича; он выстрадал эту дорогу, ночуя в холодных пристанционных избах, под угрозой обстрела. И старания уполномоченного ГКО не пропали даром: к февралю «Дорога Жизни» превратилась в образцовое хозяйство, спасительное для родного косыгинского города. На Ледовой дороге работало двадцать тысяч человек – героев, которые сменяли убитых и раненых и продолжали великое дело снабжения блокадного Ленинграда и эвакуации ленинградцев. В леденящую стужу, на оцепеневшей дороге, Алексей Николаевич возле одного из домиков, оборудованных для регулировщика и санчасти, встретил эшелон с ранеными в бомбежку ленинградцами. Метель занесла пути, и трассу расчищали. Уже стемнело, а уполномоченный ГКО с утра ничего не ел. Его ждали неотложные дела, нужно было спешить, но он на минутку остановился в избе, чтобы перекусить. Булка хлеба (по-ленинградски – именно булка, а не батон) да вскипяченный здесь же чай – вот и весь обед. Но, услышав стон раненых женщин, он приказал отдать хлеб им – весь, до последней крошки – и первым по еще не вполне готовой дороге умчался к своим бесконечным заботам. Ленинградцы и сейчас помнят, как Алексей Николаевич спас мальчика, которого все уже считали мертвым. Он нашел его среди коченевших трупов – и заметил, что мизинец ребенка шевелится, подрагивает. Человек, привыкший внимательно относиться к цифрам и к любой работе, оказался спасительно внимательным и к человеку… Мальчик остался жив, его спасли. Алексей Николаевич лично проследил за лечением спасенного ребенка, а потом – после войны, когда можно было покрасоваться подвигом перед телекамерами – никогда публично не вспоминал об этом. Жив ли он сейчас, тот блокадный мальчик? Сколько было таких маленьких подвигов в тогдашней жизни будущего премьера! Но именно из маленьких подвигов состоит жизнь большого героя. Ему неловко было публично вспоминать об этом, дух саморекламы чужд серьезным трудягам. Сделано – и забыто. К чему хвастать?
Военные дни, полные нечеловеческого – иначе и не скажешь – напряжения сил, проходили под звуки фронтовых песен, в которых Алексей Николаевич всегда умел находить отдохновение. И потом, в памяти, он часто повторял строки «Солдатского вальса»:
И, чуть загрустив, солдатский мотив Припомним мы мирной порой, СпоемС нашими песнями, с нашей армией, с нашим народом, с такими управленцами, как Косыгин, страна не могла не выстоять. Противники Советской России просчитались, а Алексей Николаевич верил в свой народ, верил в победу с первых дней войны. Тот же Болдырев вспоминал, как им с Косыгиным пришлось ночевать в Жихареве, на восточном берегу Ладоги, за блокадным кольцом. «Поздно вечером мы собрались спать. Небольшого роста Карпов улегся на короткую кровать, Алексей Николаевич – на обычную. Пока он раздевался, я вышел в коридорчик и вернулся с двумя полушубками, которые начал раскладывать на полу. Алексей Николаевич, приподнявшись, некоторое время смотрел на мои приготовления, а затем тоном, не терпящим возражения, сказал: – Вы что это надумали? На полу дует, кровать у меня широкая – марш ко мне.
Я начал было отговариваться, но он решительно подвинулся к стене, положил рядом со своей подушкой вторую, и я бочком примостился рядом». Так и проспали руководитель и подчиненный на одной кровати – несколько часов беспокойного военного сна, которые не забываются.
Испытание войной Косыгин прошел так, что заставил вспомнить о своих предшественниках – спасителях России. Именно военные испытания сформировали оставшиеся в памяти поколений образы гражданина Минина и князя Пожарского. В условиях ХХ века нашим полководцам были необходимы такие энергичные организаторы хозяйства, как Косыгин.
В военные годы Косыгину поручались самые ответственные задания – заготовка топлива, эвакуация заводов и населения, снабжение освобожденных территорий. И Алексей Николаевич не оплошал, а только укрепил свой авторитет. И в шестидесятые, и в семидесятые годы конкуренты Косыгина в сложной политической борьбе, неизменно сопутствующей высшим руководителям, только разводили руками перед памятью о военных подвигах Косыгина, неустанного организатора нашего тыла в 1941—1945 годы.
Автомобильная «Дорога Жизни», конечно, не была единственным достижением Косыгина на военной Ладоге. Когда в апреле таял ладожский лед, Алексей Николаевич получил поручение проложить по дну Ладожского озера трубопровод. И Ленинграду, и фронту не хватало топлива, трубопровод был необходим. Его постройка, осуществленная под руководством Косыгина в невероятно короткие сроки, проходила под огнем противника, в условиях вечной нехватки ресурсов… Трубы и насосы Косыгин, по указанию ГКО, нашел в Ленинграде. За несколько месяцев сорок второго года Косыгин восстановил судоходство по Ладоге и вдохнул жизнь в разбитые ленинградские заводы и фабрики, которые к концу сорок второго уже, как могли, обеспечивали нужды ленинградцев и нужды фронта. Случилось невероятное, может быть, еще большее чудо, чем будущий прорыв блокады: ленинградская промышленность выстояла в огненном кольце. Не безумные планы, а весьма трезвый расчет противника раскололся о трудолюбие и талант Косыгина и его соратников. Алексей Николаевич вникал в подробности быта рабочих и инженеров, лично устанавливал нормы усиленного питания для больных дистрофией, устраивал судьбы тяжелобольных, открывал столовые. Везде, где была беда, появлялся этот худощавый человек с сомкнутыми губами терпеливца и внимательным взглядом ученого. Мы уверены: Ленинград никогда не забудет своего великого сына, не позволившего родному городу умереть.
В 1943 году Косыгин, оставаясь заместителем Сталина в Совнаркоме СССР, возглавляет правительство крупнейшей республики Советского Союза – непокоренной врагом РСФСР. На этом посту приходилось заниматься и работой нетронутых немцем предприятий Сибири и Урала, и устройством освобожденных нашей армией территорий России. На освобожденных территориях быстро восстанавливались колхозы, Косыгин распоряжался о доставке тракторов, плугов, горючего. И, как было у него заведено, везде должен был побывать, походить, руками потрогать стены восстановленных амбаров и ферм. Восстановление телефонно-телеграфной связи и даже «вопросы ликвидации остатков вражеских войск» – это тоже входило в обязанности Косыгина.
Окончилась война. В день Победы Косыгин бросил курить. Наверное, хотелось как-то подчеркнуть, что закончилось время самых страшных испытаний, подчеркнуть великий рубеж. Правда, один раз он попросит закурить. Уже будучи главой правительства он приедет в Грузию принимать новую табачную фабрику. Он попросил сигарету у директора. Когда грузинский товарищ протянул Косыгину американскую пачку – Косыгин повернулся и отменил визит на фабрику. Такова легенда…
В 1946 году, на мартовском пленуме ЦК, Косыгина выбирают кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б). Этот ход Сталина резко повышал статус Косыгина среди других хозяйственных руководителей, не снискавших подобной чести. Говорили, что Сталин приблизил к себе молодого «любимчика»; в 1948 году Косыгина принимают в Политбюро. Перед этим, летом 1947 года, генсек и генералиссимус оказал Косыгину и высшую честь – пригласил в собственную резиденцию в Ливадии и на морскую прогулку. Чета Косыгиных и Сталин, в окружении детишек, провели несколько часов за дружеской беседой, во время которой вождь очаровывал своего любимого сотрудника откровенностью и хлебосольством. Сталин рассказывал о побеге из Туруханской ссылки, рассуждал о семейной жизни, говорил, например, что «грузинские женщины грубоваты на вид, но они умеют быть верными женами». Косыгины тоже вспоминали о молодых годах, о Сибири и Ленинграде. Узнав, что жена Косыгина работала в Кронштадте, в корабельных мастерских, Сталин улыбнулся: «Значит, вы, Клавдия Андреевна, морячка?». Под этим предлогом женщину взяли на борт крейсера «Молотов».