Сталинская истребительная война (1941-1945 годы)
Шрифт:
Глава 9.
Криминализирование Вермахта.
Антинемецкая национальная и расовая травля
Германско-советская война с первого дня воспринималась как Гитлером, так и Сталиным не в качестве «нормальной европейской войны» между двумя армиями, ведущейся в традиционных формах, а как истребительная война двух тоталитарных государств, которая могла завершиться только гибелью одного из них. Правда, в выступлении Сталина по радио 3 июля 1941 г. еще говорилось о борьбе СССР в союзе с германским народом против «фашизма», но советская пропаганда незамедлительно перешла к тому, чтобы объявить своим новым смертельным врагом не только «фашизм», национал-социализм. Практически с первого дня войны преступным было объявлено точно так же германское государство как таковое, криминализировались германский Вермахт, все немецкие солдаты и, наконец, немецкий народ в целом. Эренбург прежде всех прочих должен был с помощью непрестанного разжигания антинемецкой национальной и расовой ненависти подстегивать солдат Красной Армии и тружеников советского тыла к яростной борьбе против всего немецкого.
Возникает вопрос, какой образ Германии и немцев рисовала советская военная пропаганда, формировавшаяся советскими писателями Эренбургом, Толстым, Симоновым, Заславским, если назвать
135
1. Russia at War, S. 189. В данной главе, для экономии места, больше не приводятся точные ссылки в каждом отдельном случае. В целом укажем на английское издание «Russia at War», а также на англоязычные журналы «Soviet War News Weekly» и «Soviet Weekly», содержащие все данные.
Объектом особой ненависти служило для него историческое развитие Бранденбурга-Пруссии, невзирая на существовавшие временами в прошлом тесные династические и политические связи Пруссии с Россией, на которые всегда столь охотно ссылалась советская пропаганда, если ее это в тот момент устраивало. В этом искаженном восприятии Бранденбург представляет собой «раковую опухоль», «разбойничий притон», откуда двигались банды, чтобы терроризировать «славянские и литовские племена в Померании и Пруссии», чьим покровителем теперь, в 1945 г., стал Советский Союз во главе со Сталиным, в действительности — крупнейшее рабовладельческое государство в мировой истории. По Эренбургу, единственное целевое назначение королевской резиденции, города Берлина состояло «в убийстве людей», и Берлин, эта «злокачественная опухоль», стал теперь «смертельной угрозой для всей Европы и всего цивилизованного человечества» (к которому, естественно, причислял себя Советский Союз). «Это счастье для мира, — добавил Эренбург, — что Сталин теперь выжигает эту опухоль огнем и мечом», «что он спасает мир, разрубая на куски колыбель, в которой 250 лет назад появился на свет ужасный прусский монстр». В качестве доказательства мнимой монструозности Пруссии приводятся «пиратские нападения» на Данию в 1864 г., то есть прусско-австрийское союзное вмешательство в шлезвиг-гольштейнскую проблему, на Австрию в 1866 г., то есть прусско-австрийская война за господствующее положение в Германии, и на Францию в 1870-71 гг., хотя ведь Пруссия-Германия тогда пользовалась доброжелательным нейтралитетом России и даже Маркс и Энгельс говорили о справедливой национальной оборонительной войне Германии против империалистических амбиций наполеоновской Франции.
Разоблачительной является и статья, опубликованная 17 мая 1945 г. профессором Тарле под заголовком «Берлин был раковой опухолью Европы». Более двух веков назад, писал этот видный советский историк, Пруссией был создан «мощный гангстерский лагерь в сердце Европы», а в Берлине разработан план захвата Европы, России, двух континентов, «всего мира». Разбой и грабеж — вот что было, дескать, «главной целью политического существования Германии». К ряду исторических личностей, вынашивавших «разбойничьи планы германского империализма», принадлежал, согласно ему, Фридрих Великий, который как-никак находился в союзе с императором Петром III и временами — с императрицей Екатериной II, принадлежали полководцы Освободительной войны, как, например, названный им Шарнхорст, которые ведь были союзниками русских царских генералов тех лет, столь высоко котировавшихся в Советском Союзе, принадлежали далее Бисмарк и Мольтке, всегда пользовавшиеся в России авторитетом, а также, наконец, сам генерал-полковник фон Сект, на бытность которого главой армейского руководства пришлось тесное и дружеское сотрудничество Рейхсвера с Красной Армией. «Германский генеральный штаб», который ведь существовал как таковой только с 1870-71 гг., якобы, во все времена незыблемо придерживался своих империалистических целей и ковал инструмент «для истребления миллионов человеческих жизней, для полного порабощения народов, для установления германского господства над миром». Насколько же эти высказывания противоречили мнению Ленина, который когда-то отозвался о предыстории Первой мировой войны следующим образом: «три больших разбойника», а именно Россия, Англия и Франция, десятилетиями готовились к тому, чтобы «напасть на Германию и разграбить ее»!
Исходя из такого искажения истории Бранденбурга-Пруссии этим известным советским историком, и в то же время целенаправленно, уже имея в виду запланированные аннексии, весной 1945 г. развернулась направляемая кампания ненависти против старинного прусского коронного, торгового и университетского города Кёнигсберга, который ведь, будучи всего лишь центром аграрной провинции, находился совершенно в стороне от центров принятия политических и военных решений. 8 февраля 1945 г. московское радио утверждало, что Восточная Пруссия, «логово реакционного пруссачества, форпост звериного германского шовинизма», столь же мало является немецкой землей, как «все так называемые немецкие земли к востоку от Эльбы». [136] Красная Армия — так описывались захватнические планы — теперь находится на подходе, «чтобы исправить старую историческую несправедливость». То, что прусско-славянские племена в прусских провинциях вовсе не были «уничтожены», а в течении веков давно слились с немцами в единый национальный субъект и Советский Союз, кстати говоря, не имел ни малейших прав на территорию Восточной Пруссии, при этом не играло роли. «Выкуривайте крыс из Кёнигсберга», — гласил, как упоминалось, 15 февраля 1945 г. лозунг советской пропаганды, которая, с другой стороны, привычно брала столь же обвинительный, как и слезливый тон, если нужно было изобразить, как варварски блокировали и обстреливали обороняемый Ленинград немцы и финны.
136
Ebenda, 8.2.1945.
Идеологическое обоснование обеспечил в советской печати уполномоченный функционер, гвардии подполковник Величко. «Кёнигсберг стал угрозой для всего мира, — послышалось от него 22 марта 1945 г. в статье “Горе тебе, Германия!” — Он является плацдармом германского варварства», «в течении 150 лет», «день за днем, декада за декадой
Итак, с 1945 г. антинемецкая советская пропаганда ненависти одновременно была нацелена на пропагандирование и подготовку экспансионистской политики Советского Союза в Германии. Так, уже с февраля 1945 г. можно констатировать все более усиленные выступления против, якобы, уступчивых тенденций англо-американской оккупационной политики и против «лицемерных защитников» «бедных немцев» в западных землях, которых тогда в действительности практически быть не могло. Что касается Эренбурга, то он испытывал особую неприязнь и к католической церкви, к Папе Римскому и папскому престолу, к тем, кого он называл «создателями инквизиции, покровителями иезуитов, прожженными душами, прошедшими длительный путь от Торквемады до Гиммлера и от Лойолы до дуче» — формулировка, более касающаяся его самого, чем исторических фактов. Во всяком случае, повторяющиеся массированные нападки позволяют увидеть советскую озабоченность по поводу возможной стабилизации обстановки на оккупированных несоветских территориях. Так, появились явные опасения, что эмигрировавший в США и очень авторитетный там в роли преподавателя высшей школы, прежний политик из партии Центра и рейхсканцлер д-р Брюнинг мог бы при поддержке определенных американских и британских кругов и с помощью католической церкви стремиться к тому, чтобы стать «наследником Гитлера» и в качестве такового форсировать «реабилитацию Германии» и спасти от гибели «германский империализм» — иными словами, Германию как индустриальное государство.
Советский Союз уже имел в это время совсем иные цели, как можно увидеть из краткого, но показательного объявления от 21 июня 1945 г. о назначении «Советской военной администрации в Германии». Ведь по приказу № 1 заместителем главноначальствующего Советской военной администрации (СВАГ) и главнокомандующего Группой советских войск в Германии, маршала Советского Союза Жукова был назначен генерал-полковник НКВД Серов, по оценке генерал-полковника профессора Волкогонова — «один из зловещей обоймы бериевского окружения». Серов, одновременно — уполномоченный НКВД СССР при Группе советских войск в Германии, с начала войны действовал в качестве основного орудия Сталина при техническом осуществлении массовых депортаций и других актов насилия, которые все подпадают под понятие геноцида и преступления против человечества. Именно он в 1939-40 гг. депортировал в необжитые районы Советского Союза с аннексированной территории Польского государства 1–2 миллиона поляков, украинцев, белорусов и евреев, а в 1940-41 гг. из аннексированных прибалтийских республик десятки тысяч эстонцев, латышей и литовцев, обычно с разрывом семейных уз и, как в Прибалтике, зачастую после ликвидации глав семей. Та же самая участь постигла десятки тысяч жителей аннексированных территорий Румынского государства — Буковины и Бессарабии. Далее Серов осуществил в нечеловеческих условиях предписанную Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. депортацию 1209400 российских немцев в Среднюю Азию и Сибирь. [По указу от 28.8.1941 г. были переселены в Сибирь и Казахстан только немцы Поволжья (более 440 тыс.). Депортация остальных российских немцев осуществлялась на основе других нормативных актов. 1209400 — это общее число российских немцев, депортированных советскими властями в 1941-45 гг., включая более 200 тыс. «репатриированных», принудительно возвращенных в СССР с территории Германии и из ранее оккупированных немцами районов Польши. ] И в 1943-44 гг. опять же генерал-полковник НКВД Серов осуществил массовое преступление, постановленное и предписанное Сталиным, Политбюро ЦК и Государственным Комитетом Обороны, — депортацию и распыление таких народов, как калмыки, чеченцы, ингуши, кабардинцы [балкарцы], карачаевцы и, наконец, крымские татары. На основе приказа № 00315 наркома Берии от 18 апреля 1945 г. Серов, силами возглавлявшихся им оперативных групп НКВД/НКГБ, незамедлительно произвел массовые аресты среди гражданского населения также в оккупированных частях Германии. Арестованные, среди них женщины и молодежь, по новейшим российским данным — максимум 260000 человек, были в качестве так называемого «спецконтингента» переведены в 10 позаимствованных или тотчас сооруженных концлагерей (специальные лагеря НКВД СССР), где из-за нечеловеческих жизненных условий погибли десятки тысяч из них. Во всяком случае, назначение Серова решающей политической фигурой советской оккупационной зоны и немедленное жестокое устранение всех, кто каким-либо образом считался оппозиционером, не оставили сомнений в том, какого рода политику намеревался впредь осуществлять в Германии Советский Союз.
Если германско-советский конфликт как столкновение двух противоположных социалистических систем мог завершиться лишь полным уничтожением одной из двух сторон, то и методы ведения войны в своей беспощадности вполне соответствовали тоталитарным притязаниям, которыми характеризовались обе идеологии. «Минувшая война была жестокой с обеих сторон, — писал Якушевский в 1993 г. в журнале “Новое время”. — Методы ведения войны у двух тоталитарных систем были схожими.» Исторические интерпретации, которые здесь в стране пытаются создать впечатление, будто конфликт на германско-советском фронте мог вестись в более гуманных формах, если бы Гитлер и командование Вермахта не аннулировали беззастенчивым образом традиционные правила и обычаи войны уже при разработке Плана Барбаросса, проходят мимо сути вопроса, поскольку избегают всякого учета ситуации на советской стороне. Сказанное, разумеется, не исключает возможности избежать ненужной жестокости на немецкой стороне. И, конечно, кардинальная ошибка Гитлера заключалась в том, что он недооценил патриотизм русского человека и храбрость русского солдата, упустив единственную в своем роде возможность склонить на свою сторону русский народ, — заблуждение, сделавшее неудачу войны в России неизбежной.
А принцип, выдвинутый Гитлером в его речи перед военным командованием 30 марта 1941 г., изложенный начальником Генерального штаба сухопутных войск, генерал-полковником Гальдером и повторенный по смыслу начальником штаба Верховного главнокомандования Вермахта фельдмаршалом Кейтелем в его письме адмиралу Канарису от 15 сентября 1941 г.: «Мы должны отойти от позиции солдатского товарищества. Коммунист не является товарищем ни до, ни после. Речь идет об истребительной войне», в точности соответствовал представлениям, с которыми с самого начала воспринимал эту войну и Сталин. Сталин, если еще раз процитировать его директивное выступление по радио 3 июля 1941 г., тоже сразу же недвусмысленно прояснил, что «войну с фашистской Германией нельзя считать войной обычной»: «Она является не только войной между двумя армиями». «Это не обычная война, — тотчас откликнулся назначенный им в истолкователи Эренбург. — И против нас воюют не обычная армия», что, конечно, в свою очередь, тем более относилось к Красной Армии.