Сталкер. Рагна?рёк районного масштаба

Зенкевич Иван

– Да вот так, он прыгнул сзади, – Борюсик стал изображать, и сразу стало ясно: актер он говно. – Обхватил меня и повалил на землю, я его смог только ножом в ногу ужалить, а он скрутил меня как котенка и, уперевшись в спину коленом, стал мне своими вонючими усами затылок щекотать. – Его аж передернуло от воспоминаний.

– Он просто хотел на тебе жениться, совсем зверюга изголодалась.

– Дурак ты, Тень, и мысли у тебя только в одну сторону текут. – Франц снял с буржуйки котелок, из которого распространялся чарующий аромат свежего кофе. И стал разливать божественный напиток по фарфоровым чашечкам.

– Сами вы извращенцы.

Сервиз кофейный был найден в нашем же бункере во время ревизии, а еще столовый на двенадцать персон и столовое серебро.

–

Вам только ржать, а он не сожрал меня! – Борюсик, когда начинал злиться или нервничать, слова повторял по два раза. – Он не сожрал меня! А хотел что-то сказать!

– Да поняли, он тебя не съел, и что? Может, сыт уже был? – я подошел к столу, взял чашечку, пригубил и почувствовал, как разум фокусируется на реальности. – И вообще, с чего ты решил, что он хотел с тобой разговаривать?

– Да с того! – Борюсик стоял с обнаженным торсом и демонстрировал нам свое мускулистое, но сильно помятое – как годами, так и кровососом – тело. – Глядите, как эта скотина меня отметелила! Но не убила и даже костей не сломала! Он мне в ухо бурчал что-то!

Я только открыл было рот, чтобы отправить в воздух очередную порцию скабрезных шуток, как Франц поднял руку.

– Тень, даже не комментируй, – он тоже пил кофе и косился на нашего лихого друга. – Вообще странно, сколько Зону топчу, а о таком впервые слышу. Ну то, что Болотного Доктора ни один мутант не трогает, все знают. Он, по слухам, с ними даже разговаривает и понимает, что они ему говорят. Но чтобы кровосос-переросток консерву ходячую не сожрал, фактически завалив! Нонсенс.

– Ну нонсенс не нонсенс, а факт есть факт, – выдал глубокомысленно я, еле сдерживаясь.

– Да-да, нонсенс! Он говорить со мной пытался! – уже понимая, что не достучится до нашего еще не проснувшегося разума, выкрикнул помятый друг. – Он предупредить хотел!

– О чем? – Франц посмотрел на меня. – Тень, ты хоть что-то понимаешь?

– Я, честно, нет, но не верить другу глупо. Вот если бы Борюсик рассказывал, что артефакт размером с колесо от БелАЗа нашел, – это да, как всегда гонит, а так…

– Ладно, разберемся, надо порядок наводить и карту аномалий составлять. – Франц стал собираться в недалекий путь. – Борюсик, жри быстрее и двинули, пока новые ходоки наш огород не выдергали.

Вообще ходоки, как я уже говорил, появлялись не часто, но появлялись. Они прорывались к АЭС – к исполнителю желаний, ну а попутно еще и наши скудные артефактики собирали. Понятно было, что они не вернутся с другой стороны Ужа, но все равно и хабар ведь там же оставался. К тому же нам, штатским, фактически на службе Родине, правда хрен поймешь какой, надо было выйти в эфир раньше армейцев с блокпоста Дитятки. Иначе западло получится. Ведь как ни крути, а существовало некое соцсоревнование между хохлами, москалями и бульбашами, кто круче и кому ооновское бабло нужнее.

Выход открывал я – полязгав засовами и запорами, оттолкнул тяжелую створку. Если бы не система противовесов, сделанная нашим швейцарским гвардейцем, хрен бы дверь вообще можно было открыть. Ведь ее толщина была почти сантиметр стали, не считая тридцатисантиметрового слоя живого дерна. Он надежно маскировал вход. Франц вообще много знал о маскировке и говорил, что на его далекой родине превеликое количество бункеров в горах спрятано. И иногда можно пройти мимо и не понять, что рядом с тобой целый город живет в толще скалы.

Погодка была потрясающая! Низкие тучки терлись своими пузиками о макушки чахлых сосенок и березок. Ветерок шелестел пожухлой травой, воздух был свеж и чист. А какая была тишина! Хотя в Зоне всегда достаточно тихо, но после Выброса она особенная, аж жить не хочется. Потянувшись и похлопав себя по плечам, дабы разогнать еще оставшуюся сонливость, я потрусил к берегу. Кстати, наша часть Зоны была особенная: если мутанты еще изредка за речку Припять и залезали, то аномалии были редкостью. Я даже больше скажу! У нас иногда и птички пели настоящие! Чувство тревоги пришло одновременно с очень мощным ударом в грудь, аж дыханье сбилось. Туша не менее восьмидесяти кило с ревом топтала меня и пыталась

дотянуться до моего лица. Пасть с огромными клыками лязгала у самого лица. Я, изо всех сил вцепившись в шкуру, пытался спихнуть тварь, но силы были не равны. Это был чернобыльский пес, мощный молодой самец. Эти зверьки обладают телепатическими возможностями, правда на зачаточном уровне, но этого вполне хватает. Они могут понять, что ты в них собираешься выстрелить, и, немного увернувшись, избежать попадания. Они могут становиться незаметными, попросту говоря, отводить глаза, а еще они умеют управлять стаей слепых псов и направлять их на цель, при этом оставаясь вне зоны поражения. Хотя все эти знания улетучиваются из башки, когда сей магический песик тебя атакует. Я из последних сил боролся, понимая, что простых человеческих сил не хватит, чтобы одолеть мутанта.

– Кусок, скотина сдуревшая, отвали! – я пытался оттолкнуть клыкастую харю, а он пытался меня зализать до смерти огромным шершавым языком. – Ну здравствуй, здравствуй, вонючка чернобыльская, ну все, отвали. Отвали!

Но куда там, пока его не поцелуешь по-настоящему в грязную башку, покрытую жестким дурно пахнущим мехом, он не угомонится. Это у него с детства, когда я его щенком подобрал в районе деревеньки Ямполь. Военные сталкеры из Дитяток уничтожили целое гнездо чернобыльцев, а будущий Кусок смог спрятаться. Так я его и нашел – маленького, слепого, жутко вонючего. Он жался к мертвой матери. Борюсик сначала хотел его убить, потом продать, потом получил пинка от Франца и заткнулся. Но вот что удивительно: в руки он дался только мне. После этого начался длительный процесс под названием «сделай из мутанта человека», то есть воспитание собаки, Макаренко бы прослезился. Мы с Куском и ходили вместе, и ели из одной миски, этот гад иногда умудрялся ночью залезать ко мне в спальник, ну, правда, когда был совсем маленьким. Потом я стал понимать его! Он мне на своей пси-волне говорил о своих желаниях, примитивно, но понятно, и мои команды понимал. А отдавал я их молча, ну в смысле мысленно. Когда же он подрос и превратился в огромную злую скотину, у которой вместо милой щенячьей морды – пасть, утыканная зубами, словно частоколом, он отправился гулять сам по себе. Шлялся с месяц, мы даже ждать перестали, думали, все, а потом он вернулся и остался. Единственное, он ночью всегда уходил, а перед Выбросом так вообще за полдня сваливал. Кстати, так мы Выброс и определяли.

– Все, отвали! Отвали! Я и так весь, как твои гнилые родственники, грязный!

– Тень, а он тебя спас. – Франц стоял и задумчиво смотрел на тропу, ведущую к лодочной баррикаде. Там красовалась молодая, но уже сильная «Воронка».

– Лох ты, Тень, еще бы шаг – и все, соскребали бы потом тебя с окрестных кустов. Скажи спасибо Куску.

– Спасибо, Кусок, – и я его поцеловал, и было за что. Повторюсь, аномалий на нашем берегу практически не было со дня появления Зоны, вот так. Непозволительно расслабился. – Ага… Франц, гони в бункер, свяжись со своими, узнай новости. Борюсик, Куска покорми и собирай все снаряжение для долгого выхода.

– Ну я же спрашивал – вы его кормили? – занудил он, но поплелся назад.

– Кусок, чеши домой, поешь и возвращайся. – Пес посмотрел на меня, и в голове сложилась какая-то фраза из длинных непонятных звуков, но последним было «спасибо». Вообще, Кусок мог посылать картинки, но он же был не человеком, поэтому посылал непонятные, как правило, звуки.

На берегу я остался один. От нашей бухты открывался неплохой вид. Налево за поворотом – огромное Киевское водохранилище, постоянно патрулируемое катерами Содружества (говорят, у них и подводные лодочки имеются). Ну а направо – вдали труба АЭС. Ровно напротив – красивый, но унылый берег Припяти. В общем, санаторий ЦК партии УССР, а не схрон. Вот только эту идиллию нарушала целая стена аномалий, все тех же «Воронок», которые ровным строем перекрывали не самую узкую речушку. В хороводе гравитационной карусели вертелись брызги воды, палки, ветки, а в одной – явно ошметки какого-то живого водного гада. Франц вернулся и тоже уставился на зрелище, доселе невиданное.