Стальная бабочка, острые крылья

Константинов Иван

– Картель их не купил?

– Хороший вопрос. Может, и хотел, да только я об этом не слышал. Шипы – они малость того, отбитые на голову, не знаю, что у них вообще на уме. Те же рейдеры, только всмятку, особенно главарь их, Рэдом зовут. Я специально проверял, нет ли татуировок, да не нашлись. Но Молотов Картелю с головой достаточно, он их у себя по всем точкам расставил вместо гвардии. Ему так надежнее, видите ли. Прикармливает, видать, но только ему кишка тонка воевать, да и Молоты не те ребята, на которых легко опереться. Ведь у наемника первая задача какая? Заработать! Вот они

и пытаются денег выжать, кто откуда может.

Мириам залпом выпила первый стакан, налила себе еще один и отошла от стола шерифа, оглядывая помещение и чувствуя на себе изучающий взгляд Би. В нем светилось беспокойство, причем цветное, как во сне. Теперь Мириам ясно видела это. Сюда девушку принесла именно Би, это совершенно ясно, а не Никки, который сидел сейчас всего в паре шагов, уткнувшись в планшет за дальним столом, и изо всех сил делал вид, что пишет.

Наверное, она могла бы и не узнать его. В бронежилете гвардейца и наплечнике он казался гораздо шире и намного старше, чем раньше. Только копна волос осталась почти такой же, кажется, даже стала еще чернее, хотя это вряд ли возможно. Она подошла к его столу, присела на край, поставила стакан рядом и прислушалась к его дыханию. Замрет ли оно так же, как у нее?

Замерло. Узнал, но по-прежнему продолжал писать, так и не подняв головы.

– А что они будут делать через три дня, когда Рука подойдет?

– У них и спроси. Я-то почем знаю? Саймон считает, что можно заставить наемников драться, а я думаю, что ему придется свои автопушки на башнях для них поберечь, чтобы они все сразу не сбежали.

– Саймон сам управляет пушками?

– А ты вроде не знаешь? На него тут все завязано – пушки, пулеметы, минометы. Ему же удобнее всех, он с джета своего далеко видит.

Мириам, уже совершенно упустившая нить разговора Би с шерифом, смотрела на пальцы Никки, все такие же красивые, умные, на его запястья, шею и видимую ей щеку, медленно покрывающуюся румянцем. Теперь у Никки тоже был цвет, незнакомый, такой, какого она и представить себе раньше не могла. Мириам растерянно подняла голову и наткнулась на взгляд шерифа, насмешливый, но добрый, с жалостью, прячущейся где-то на серо-стальной глубине.

Только тогда она поняла, что значит этот новый цвет, от которого так сильно напрягаются плечи Никки и сжимаются его челюсти. Парню было мучительно стыдно. Стыдно оттого, что она рядом.

– Я, наверное, пройдусь, – сказала она куда-то в промежуток между Би и шерифом, чувствуя, как дрожат губы. – А то что-то здесь жарко.

Девушка пошла к двери, чтобы выйти прежде, чем Би окликнет ее. Она успела. Голос Би застиг ее уже снаружи, на лестнице, спускающейся в широченный коридор.

Мириам не разобрала слов, потому что расплакалась.

VII

В коридоре пахло как в конюшне, но Мириам не обратила на это ни малейшего внимания. Она просто уселась на ступеньку в нише, образованной выступом стены и скрывающей ее от тех, кто так громко кричал ниже, в коридоре, и плакала бесшумно, как доводилось ей всю жизнь, чтобы никто не видел и не слышал.

Отношение Никки не стало для нее неожиданностью. Странным

казалось скорее то, как легко прочла она его чувства и как больно сделала этим себе. Ей нужно было забыть его давным-давно, сразу после ярмарки, так же, как он наверняка выбросил из памяти ее.

Она не раз уговаривала себя сделать это, но не смогла. Какая-то часть Мириам, тосковавшая по нему, поступила как предательница, как тот рейдер, который открыл бандам неприступные ворота Чикаго, и позволила воспоминаниям взять верх.

Девушка сжала челюсти и что было силы ущипнула себя за руку. Обычно боль помогала. Так вышло и сейчас.

– Не время реветь, – прошептала Мириам сама себе и вытерла слезы рукавом. – Завтра, может, умирать придется.

Она встала, опираясь о стену. Обморок не оставил никаких последствий кроме тех, которые коснулись зрения, но сейчас Мириам уже не была так уверена в том, что цвета изменились. Возможно, такое случалось с ней и раньше, а она просто не обращала на это внимания. Коридор, край которого был виден с лестницы, казался вполне обычным, не считая решетки, которой была забрана часть стены. Откуда-то снизу все еще доносились крики, однако при мысли о возвращении в кабинет шерифа Мириам замутило. Об этом не могло быть и речи. Снова вытерев слезы и поправив волосы, она решительно вышла из ниши и сбежала вниз по лестнице.

Источник шума действительно оказался совсем рядом. В самом начале коридора с зарешеченными стенами, тянущегося очень далеко, видимо вдоль всего здания, располагалась стойка с ручными и ножными кандалами, которые удерживали там трех человек в потрепанной полотняной одежде жителей пустыни. На столе перед ними, окруженном несколькими гвардейцами, возвышалась неопрятная куча тряпья.

– Чье это? – кричал здоровенный гвардеец, протянув в сторону заключенных кривое лезвие какого-то отвратительного грязно-коричневого цвета.

– Не скажете, так будет общее, – добавил другой гвардеец.

Заключенный, прикованный посредине, потряс головой. То, что Мириам приняла за грязь у него на лице, оказалось свежими кровоподтеками.

– Либо одного повесят, либо всех, – сказал все тот же солдат.

Третий, очень толстый, сидящий на единственном стуле, молча оперся локтями о стол и положил подбородок на переплетенные пальцы.

Мириам оглядела коридор. Он тянулся очень далеко, по нему прохаживалось не менее десятка гвардейцев. Кроме того, в отдалении, на длинных скамьях, сидели еще люди, закованные в ручные кандалы. Кого-то тащили в камеру, кто-то кричал, и тут пахло совсем не конюшней, а человеком. Большим количеством людей, которые долго живут в одном месте.

– Это что, тюрьма? – спросила Мириам у ближайшего гвардейца, не такого большого, как остальные.

Тот вздрогнул и обернулся, а девушка шмыгнула носом.

– Нет, миз, – ответил гвардеец, удивленно глядя на нее. – Тюрьма ниже будет, в Яме, а это магистрат. Судебная часть здесь.

Толстый гвардеец, сидящий у стола, обернулся и неожиданно резво вскочил, забрасывая за спину тяжелый квадратный игольник.

– Да кого я вижу! Спящая красавица проснулась! – Толстяк подмигнул ей, и только тогда Мириам узнала его.