Стальная империя

Васильев Сергей Александрович

— Вы чрезвычайно хорошо информированы, — еще раз наклонил голову Ротшильд, стараясь не показать, насколько болезненно слышать слова, полные плохо скрытой иронии. — Количество сомнительных и безнадежных кредитов растет, как снежный ком, котировки ценных бумаг практически всех европейских банков пошли вниз, а некоторые уже объявили себя банкротами. Но в настоящее время финансовый мир больше волнует не столько сохранность капиталов, сколько вопрос личной безопасности.

— А почему это так тревожит финансистов? — с лёгкой, едва заметной улыбкой спросил император, — что угрожает безопасности скромных банковских тружеников?

— Ваше Величество,

согласитесь, не каждый день на воздух взлетает сразу десять весьма влиятельных людей страны, а следом на одной из самых богатых бирж мира воцаряется Содом и Гоморра.

— Насколько мне известно, на биржевой панике в Нью-Йорке кое-кто уже успел очень прилично заработать, — глаза императора уперлись в барона так, что тот почувствовал себя медведем на рогатине. — Что же касается трагедии на острове Джекил… Так бывает, когда люди пренебрегают библейскими истинами…

—Какими? — живо откликнулся Ротшильд, рассчитывающий совсем на другое поведение монарха.

— Quae sunt Caesaris Caesari et quae sunt Dei Deo. «Воздадите же кесарева кесареви и божия богови», — процитировал император Евангелие от Матфея. — Если вдруг финансист возомнит себя солдатом, революционером, бунтарем, объявив войну без правил, то он должен быть готов, что к нему будут относиться соответственно…

—И Ваше Величество знает, кто отнесся соответственно к несчастным коммерсантам с Уолл-стрит?

—О! Этот список настолько велик, что мы рискуем до ночи перечислять имеющих право на месть, в том числе на кровную.

—Романовы в их числе?

— Романовы совсем не ангелы, но количество только известных покушений на них превышает среднемировой уровень. Меня лично пытались убить трижды. А ведь имеется еще целый список крайне странных скоропостижных смертей членов династии, похожих на отравление… Считаю, что этого достаточно для приобретения права на решительное противодействие…

—Но где доказательства причастности финансистов к этим покушениям? — нервно вскричал барон.

—Так ведь доказательств о причастности кого-либо из правящих династий к трагедии на острове Джекил тоже нет. Мы говорим сейчас только о мотиве и я, основываясь исключительно на фактах, подтверждаю его наличие у многих публичных политиков.

— Но разве публичной власти уместно опускаться до индивидуального террора? — ошарашенно спросил Ротшильд, ожидавший от царя категорического отрицания своей причастности, но никак не циничного, хоть и косвенного подтверждения.

— Почему? — удивился император, — индивидуальный террор — такой же инструмент войны, как и любой другой. Если он вписывается в решение проблемы по ликвидации угрозы, то чем отличается от таких тактических военных приемов, как артподготовка или засада? Главное — результат…

— Надо ли понимать, что этот инструмент может быть использован в любое время и в любом месте?

— В отношении объявившего войну — безусловно. Но если вы — мирный человек и не ставите целью лишить кого-то жизни, чего вам бояться? Возвращаясь к моей скромной персоне, еще раз хочу обратить внимание — ни я лично, ни Россия не начинали войну. Мы лишь отвечаем на агрессию, на попытки наказать нас за непослушание, на неоправданно грубую, неадекватную реакцию извне… И мы намерены в деле ликвидации угрозы пойти до конца. А чей это будет конец, сегодня уже и так понятно, не правда ли?

Из слов и смыслов соткалась вязкая тягучая пауза. Даже воздух, казалось, спрессован и входит в лёгкие, царапая носоглотку и гортань. Эдмон Ротшильд мог поклясться,

что с его семьёй еще никто никогда так не разговаривал. Глядя в глаза императору, он вдруг ощутил с абсолютной ясностью, как что-то кардинально поменялось в этом мире и его уже не защищают сложные секретные соглашения и многосторонние тайные гарантии. Они — ничто против грубой физической силы, чемодана вонючей взрывчатки или крошечного кусочка свинца, влетающего в тело с недоступного для телохранителей расстояния. Он все еще может отдать приказ на ликвидацию любого политика и даже добиться успеха, но точно такой же приказ может быть отдан в любое время в отношении его и всей семьи… Десять лет назад Людвиг II Баварский, получив от Ротшильдов отказ в займе, призванном финансировать его маниакальную страсть к сказочным замкам, поручил своим слугам ограбить банк Ротшильдов во Франкфурте, но это был частный эксцесс. В августе 1895 года в дом Альфонса на улице Флорентен прислали посылку с самодельной бомбой; в его отсутствие посылку отправили на улицу Лаффита, где она взорвалась и тяжело ранила старшего клерка.

«Не приходится удивляться анархистскому акту насилия, направленному против одного из Ротшильдов, — писали про них в „Таймс“. — Во Франции, как и в других местах, они так богаты и занимают такое видное положение, что являются естественными объектами, на которых стремятся нападать анархисты, и если мы примем во внимание сильные антиеврейские настроения, какие существуют во Франции, остается лишь удивляться, что они так долго избегали подобных нападений».

Это тоже был разовый случай, но происшествие наглядно показало уязвимость семьи в такое время, когда, из-за распространения огнестрельного оружия и ручных гранат, покушения на убийство стали более распространенными, чем в прошлом… А что произойдёт, если грабежи приобретут системный характер, а охоту за головами организует серьезная государственная структура? Хорошо подготовленные агенты могут за неимоверно короткое время уничтожить сразу всех…. Наверняка, террор не пройдёт без последствий… Но ему уже будет все равно… Целая фамилия с фантастическими капиталами, со скрупулезно выстроенными отношениями, противовесами в один ужасный момент может просто перестать существовать, как в свое время были уничтожены тамплиеры, возомнившие себя правителями всей Европы…. Нет, с этим сумасшедшим царём надо играть честно или не играть вообще…

— Ваше Величество, не могли бы Вы в таком случае прояснить, как себе представляете мирное сосуществование с финансистами в дальнейшем?

—Это зависит от того, как финансисты представляют себе сосуществование с публичной властью. Упомянутый мною Ваш предок Натан Ротшильд был достаточно лаконичен: "Кто контролирует выпуск денег, контролирует правительство". И я разделяю эту точку зрения, поэтому никогда не соглашусь на частную эмиссию денежных знаков. При этом отчетливо понимаю, чем это мне грозит. Президент США Джеймс Гарфилд сказал: "Тот, кто контролирует объем денег в любой стране, является абсолютным хозяином всей промышленности и торговли. И когда вы начинаете понимать, что вся система очень легко контролируется тем или иным образом несколькими очень могущественными людьми, вам станет понятно, как возникают периоды инфляции и депрессии". Через несколько недель после этого заявления, если не ошибаюсь, 12 июня 1881 года, он был убит ….