Стальная Крыса
Шрифт:
— Ложись на другую кровать, — сказала Анжелина, — а я попробую что-нибудь узнать у этого жуткого типа.
Я было направился к койке, но тут одна мысль проникла в мою отуманенную голову, и я замер на месте:
— Койки-то две! Тут должен быть еще кто-нибудь.
Ее ответа мне не дано было услышать — на пороге возник человек, громко заорал и еще громче выпалил в нас.
Глава 18
Кричал он в основном потому, что оружие тут же выбили у него из рук, а затем и он рухнул навзничь на пороге. За это время я пригнулся, перекатился и выхватил
— Вот это другое дело, — сказала она, обращаясь, видимо, к молчаливой паре подошв на пороге. — Цивилизация цивилизацией, совесть совестью, но в самообороне стрелять по-прежнему легко. Я видела его в скалах — он следил за нами, но все никак не выходил под выстрел. Теперь все будет хорошо. Сейчас сварю горячего супчику, ты покушаешь…
— Нет. — Более твердого «нет» не произносил никто и никогда. Я достал пару стим-таблеток и разжевал их, продолжая монолог в том же тоне. — Есть своя прелесть в том, что с тобой нянчатся и обращаются как с недоразвитым ребенком, но с меня, кажется, хватит. Я уже сталкивался с Тем и два раза выгонял его из логова, теперь хочу с ним покончить. Я знаю его привычки. И я отвечаю за эту экспедицию. Ты мне подчиняешься, а не наоборот — и будешь выполнять мои приказы.
— Да, сэр, — ответила она, склонив голову и опустив глаза.
Не для того ли, чтобы скрыть усмешку? Ну и пусть. Я здесь босс.
— Я здесь босс. — Звучит еще лучше, если твердо заявить это вслух.
— Да, босс, — хихикнула она.
Человек на кровати давился и корчился, а подошвы на пороге молчали.
Мы занялись делом. Когда я вынул кляп у нашего пленного, он проорал что-то на неизвестном языке, брызжа слюной, и попытался укусить меня за палец, когда я сунул кляп обратно. На полке была примитивная рация — она со скрежетом вещала на том же языке. Наружная разведка Анжелины была гораздо продуктивнее моей — она подъехала к дверям в невероятно уродливом экипаже, напоминавшем багровую пластмассовую поцарапанную ванну, втиснутую между четырьмя парами колес. Машина пыхтела и шипела, когда я вылез ее посмотреть.
— Ею очень легко управлять, — продемонстрировала Анжелина свою осведомленность в технике. — Заводится от одного выключателя. И две ручки, каждая управляет колесами на своей стороне. Вперед — прибавлять скорость, назад — тормозить.
— А посередине — средний ход, — продемонстрировал я свою осведомленность, а заодно и свой скверный характер. — Этот крытый свинцом бугор сзади, наверное, ядерный реактор. Радиоактивный стержень нагревает жидкость, здесь теплообменник, в каждом колесе — мотор. Коряво, неуклюже, зато практично. Куда же мы поедем?
— Вон там через возделанное поле идет дорога или колея. И если мне не изменяет память — ты меня, безусловно, поправишь, — как раз в той стороне ты засек радиосигналы.
Я игнорировал этот легкий выпад в целях эмансипации. Тем более что она была права, это вскоре подтвердила «ищейка».
— Тогда поехали, — сказал я, снова беря бразды правления.
— Убить пленного? — с надеждой спросила она.
— Спасибо, не надо. Возьму его одежду, моя совсем изодралась. А если сломать рацию, ему трудно будет сообщить о нашем появлении. Кляп и веревки он разжует через пару часов, так что похороны товарища можем оставить на него. Мы нажмем на газ и будем далеко.
Мой
Здесь, на высоте, туман рассеялся, но смотреть было особенно не на что. Угрюмая местность, изрезанная оврагами, которые отводили вниз воду от частых дождей, а заодно уносили остатки почвы. Редкая растительность жалась к скалам. Мы проехали несколько развилок, но «ищейка» вела нас верным путем. Твердые сиденья из перевернутых ведер были страшно неудобные, и я с облегчением встретил закат — но вслух, конечно, этого не сказал — и свернул на ночь к ощетинившейся камнем горе.
К утру я закоченел, но немного оправился. Заживляющее лекарство подстегнуло мои клетки — они делились как ненормальные, многочисленные раны почти затянулись, и появился зверский аппетит. Мы ели и пили из скудных запасов Анжелины, добавив черствый хлеб и сушеное мясо, конфискованное у кровожадных фермеров. Анжелина села за руль, а я держал пистолет — мне очень не нравился этот изрезанный ландшафт. Дорога теперь пошла вниз, а горы превратились в отвесные скалы. Мы снова проехали болото, потом дорога нырнула в скверного вида джунгли. Лианы висели так низко, что мы задевали их головой, мокрые деревья образовывали свод. Стало еще более влажно и душно, хотя, казалось бы, дальше некуда.
— Мне здесь не нравится, — сказала Анжелина, объезжая болотистую лужу.
— Мне тоже, — сказал я, сжимая пистолет с разрывными патронами. — Если фауна здесь такая же, как в речке, нас ждет немало интересного.
Я был начеку и вертел головой вперед, назад, вправо и влево, жалея, что глаза у меня не на шарнирах. Меж деревьями без конца мелькали подозрительные тени, и кто-то ломился сквозь чащу, но нам как будто ничего не угрожало. Единственное, что я не включил в поле наблюдения, была сама дорога, а там-то и таилась опасность.
— Дерево лежит поперек дороги, — сказала Анжелина. — Я перееду?
— Не надо! — крикнул я с запозданием — колеса уже карабкались через зеленый ствол, загородивший дорогу. Оба конца его терялись в джунглях.
Центральная пара колес как раз перевалила через ствол, когда он дернулся и выгнулся дугой. Машина перевернулась, и нас выбросило из нее. Я стукнулся оземь, втянул голову, перевернулся и вскочил с пистолетом наготове. И вовремя. Мнимый ствол все изгибался, и наконец из листвы показалась его вершина.
Змея. Голова как бочонок, пасть открыта, язык дрожит, глазки-бусинки, а шипит как паровой котел, который вот-вот взорвется. Как раз под ее челюстями сидела Анжелина, трясла ушибленной головой и не сознавала, что происходит. Успею выстрелить только раз, значит, выстрел должен быть метким. Я придержал правую руку левой и выпалил прямо в дьявольскую пасть. С глухим звуком голова отлетела прочь в облаке дыма.
Этим бы все и кончилось, но тут по гигантскому мускулистому туловищу прошла судорога. Не успел я отойти, как мощная петля хлестнула меня, сбила с ног и швырнула в чащу. На этот раз никаких акробатических номеров я не проделывал — с хрустом и треском проломился сквозь ветки, ударился головой о дерево, белым огнем полыхнула боль — и все.