Стальной мотылек
Шрифт:
— И руки под наручники сам подставлю. Ну что, идем?
— А доказательства? — механически проговорила Антонина.
— С этим никак… Но можно поговорить с моими замами. Их у меня два, по охране и по долгам. Может, они тебе что-то интересное скажут.
— А могут?
— Ну, я ни с кем из них не договаривался, и, если мы поедем в офис прямо сейчас, ты сможешь застать их врасплох…
Антонина стронула машину с места, подъехала к прокуратуре и протянула руку:
— Мобильник!
Скачков все понял и
Она вышла из машины, поставив ее на сигнализацию, чтобы Радик не сбежал. Ей понадобилось всего десять минут, чтобы поговорить с начальником отдела и получить разрешение. Он не одобрил ее идею, но и возражать не стал. В конце концов, Скачков находился под подозрением, и не так уж важно, кто отработает с его людьми, опер или следователь.
Она и сама не одобряла свое решение, но все-таки вернулась в машину и взяла курс на Москву. Глянув в зеркало заднего вида, Антонина увидела знакомый «Лексус», за которым следовал «Гелендваген».
— Не бойся, тебя не обидят, — усмехнулся Скачков.
— Еще бы, начальство знает, куда я поехала.
Она вдруг почувствовала себя полной дурой, которая сама себя загоняла в угол.
Ясно же, что никто ничего интересного ей не скажет. Если Скачков виновен в убийстве Панарина, он уже замел следы. А если убийца еще жив, то его к Антонине не подпустят.
Она осознавала безнадежность своей идеи, но с пути не сворачивала. И тешила себя глупой надеждой. Вдруг Скачков упустил из виду какую-то деталь, которую она сможет обнаружить, как зерно истины в плевелах лжи?
А может, он все же не причастен к убийству? Вдруг он в самом деле сам пытается найти убийцу, и ему действительно нужна поддержка со стороны официального следствия.
— Как ты думаешь, кто мог убить Панарина? — глядя на дорогу, спросила Антонина.
— Если честно, без понятия.
— У него были враги?
— Да нет, какие там враги…
— Ну, может, кто-то претендовал на его акции?
— Да нет, не было ничего такого. Я бы знал…
— Может, с кем-то из арендаторов был конфликт?
— Нет, Рома не жаловался…
— Тогда кто мог его убить?
У Антонины на душе кошки скребли. Вроде бы и правильные вопросы она задавала, но при этом создавалось ощущение, будто просто воду в ступе толчет. Бесполезные вопросы, бестолковые движения… Оперативники любовников Панариной отрабатывали, местность вокруг поселка в какой уже раз прочесывали — искали следы снайпера, пытались выявить людей, которые могли видеть его до и после выстрела. Работа большая, людей не хватало, а следователь занимается черт знает чем…
— Не знаю… — пожал плечами Скачков. — Я мог бы обвинить в этом Арбатова, но зачем? Мне реальный виновник нужен. Я потому к вам и обратился. Навел справки, узнал, что есть подозреваемый, а потом узнал, что его оставили в покое. Подумал, что следствию не козел отпущения нужен,
— Не липовое, — мотнула головой Антонина.
— Но симпатия реальная, да?
— Я люблю Семена.
Нелегко дались ей эти слова. Во-первых, она стеснялась говорить о сугубо личном и деликатном. А, во-вторых, любовь к Семену не казалась ей уже такой прочной, как это было, например, сегодня утром…
— А почему тогда вышла замуж за другого?
— Это вас не касается.
— А если я сделаю тебе предложение? Тянуть не будем, прямо сейчас поедем и распишемся.
— Распишемся, — скрывая улыбку, ответила она. — В протоколе допроса.
— Я серьезно.
— Я тоже.
— Ну, в протоколе допроса тоже можно расписаться. Только смысла в этом нет. Я не знаю, кто убил Рому. И мои люди не при делах. Ты можешь допрашивать их дни и ночи напролет, все равно ничего не узнаешь…
— А вдруг?
— Может, начнем лучше с алиби? У Арбатова есть алиби? Кто его выгораживает?
— Его не выгораживают. Что было, то и говорят.
— Кто? Кто-то из гостиничного персонала? Так и у меня имеется свой персонал, охрана и прислуга. В районе восьми утра я был дома. Экономка это видела. Она у меня и горничная, и кухарка, и… В общем, одна за всех, и на все руки. Она тебе все расскажет… И как я хорошо к Роме относился, расскажет.
— И как с его женой спал?
— Ну, начнем с того, что Лида сама напросилась, а я не железный… Арбатов твой тоже не устоял, да?
— Устоял бы. Если бы мы тогда были вместе. Но дело не во мне. Дело в том, что Рома был твоим другом.
— И братом, — кивнул он. — А я с ним так по-скотски… Потому и места себе не нахожу…
Скачков замолчал и так промолчал всю дорогу.
Им понадобилось два часа, чтобы выехать на Новорижское шоссе. Его дом находился в элитном поселке всего в десяти километрах от Москвы.
Дом впечатлял — башенки, террасы, эркеры. И во дворе все дорого и со вкусом. И самая настоящая «караулка» возле ворот, как у Панарина.
Радик не сообщал никому о своем приезде, и пульт дистанционного управления не доставал, но ворота стали открываться, едва только машина подъехала к дому. И охранник в униформе появился. Козырять он боссу не стал, но голову перед ним склонил.
А с широкого гранитного крыльца к ним спускалась женщина — высокая, статная и даже красивая. Но не молодая. Лет пятьдесят, стройная, подтянутая, с еще свежими следами былой красоты. Она сошла с крыльца и застыла в ожидании, когда Скачков обратит на нее внимание. Он вышел из машины, улыбнулся ей и представил Антонину: