Стальной мотылек
Шрифт:
— Но я здесь при чем? — встрепенулась Лида.
— Вот и думай, как выбраться из этой ситуации… Или уже все продумано? Скачков совращает Берестову, закручивает с ней роман, а до тебя как бы и дела нет. Так задумано?
— Скачков совращает Берестову?! Это ты о чем? — Судя по тону, эта версия стала новостью для Лиды.
— А ты не знаешь, что Берестова живет со Скачковым?
— Нет!
Она не врала и даже не пыталась вводить в заблуждение, Семен почти был уверен в этом.
— Когда ты с ним в последний раз говорила?
— Позавчера…
— Лично
— Лично. Он приезжал ко мне.
— Про Берестову говорил, про меня?
— Ну да, сказал, что Берестова с тобой закрутила…
— Это плохо?
— Что плохо? — не поняла Панарина.
— Ну, для ваших планов это хорошо или плохо?
— Для каких планов?! — возмутилась Лида. — Нет у нас никаких планов! Просто ситуацию обсуждали.
— Какую?
— Ну, он боялся, что его подозревать будут… Слушай, ты такой же доставучий, как мент.
— А я и есть мент. Шесть лет в спецназе МВД. Мне в тюрьму никак нельзя. И у меня нет другого выхода, как докопаться до правды. Только тогда я смогу снять с себя обвинения. Ты меня понимаешь?
— Ну, понимаю…
— И с себя обвинения, и с тебя… Быкова и Мухина почему не уволишь?
— Попросили не делать этого.
— Кто попросил?
— Майор Глазов. Попросил, чтобы они при мне побыли. Ну, чтобы с ними удобно было работать.
— Выходит, они тоже под подозрением?
— Выходит, что так… — Лида неожиданно положила руку на плечо Семена и игриво спросила: — А почему мы в дом не заходим? Там ведь удобнее разговаривать, чем в машине.
— Ну, вдруг там прослушка, — ответил Семен. — Ты же не уволила Быкова с Мухиным, вот я и подумал…
— Прослушка?
— Так и «радиожучок» может быть. И ходячие уши. На говорящей голове.
— Это ты о чем?
— Или телохранители настучат, или ты сама… Откуда я знаю, может, ты в сговоре со Скачковым… Если в сговоре, передай, что он очень сильно меня разозлил. Передашь?
— Да нет у нас никакого сговора! И не стану я ничего передавать!
— Ну да, мы же с тобой товарищи по несчастью, — усмехнулся он.
— А разве нет? — Ее рука переместилась на его колено. — Может, правда, прокатимся? Можно снять номер в гостинице. Я даже знаю, где именно. Мы бы могли еще поговорить…
Семен скривил губы в каверзной усмешке. Надо было выкручиваться из ситуации, а для этого ему нужен Скачков. Лида могла пролить свет на его темную историю, дать пищу для размышлений или даже для обвинения. А свет она может пролить через постель. Сначала секс, а потом исповедь… Может, именно в таком ключе и действует Антонина? Войти в доверие к Скачкову через интим, разговорить его и выпытать правду. Но если она ведет со Скачковым какую-то хитрую игру в интересах следствия, то зачем она такая Семену нужна?
И Лида ему не нужна. Но так ведь он и не претендует на серьезные отношения. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Для этого подойдет любая гостиница. Любая, кроме «Розы ветров»…
Глава 10
Снова
Антонина вспомнила, что в постели с ней чужой мужчина, в сознании словно вспыхнула красная лампочка, и сон как рукой сняло. На службу надо ехать. Куда угодно, лишь бы прочь из дома!
Она поднялась и вдруг увидела, что Радика в постели нет. Из груди вырвался облегченный вздох.
Это не любовь, это какое-то помешательство. С одной стороны, ее тянуло к Скачкову со страшной силой, а с другой — она боялась его. Он так и не стал для нее своим…
Вчера она проснулась у Скачкова в его особняке. Ее охватила паника, она быстро собралась и уехала. Думала, что все, наваждение закончилось. Но не тут-то было. Радик позвонил ей, и она сразу растаяла, поняв, что жить теперь не может без этого человека.
К Скачкову домой она не поехала: слишком далеко, а у нее работа. Но Радик сам приехал к ней. И подарил ей волшебную ночь. А утром очарование исчезло… Но стоит Скачкову дать о себе знать…
Антонина еще не вышла из комнаты, а ее уже охватило беспокойство — вдруг Скачков пропал навсегда? Если так, то как ей жить дальше?
Но Скачков не собирался пропадать. Он отжимался от пола в гостевой комнате. При виде ее пружинисто встал на ноги и улыбнулся своей белозубой улыбкой:
— Привет, родная!
В годах он уже, но тело, как у молодого. На груди талантливо исполненная, но страшная татуировка — две оскалившиеся тигриные морды с кинжальными клыками. Лютые взгляды смотрели прямо в душу.
Нехорошее у него прошлое, недоброе. И рэкетом Радик по молодости занимался, и контрабандой — как на экспорт, так и на импорт. И недвижимостью занимался — на вырученные от махинаций деньги прибирал к рукам торговые и офисные площади. В середине девяностых очень туго было с валютной наличностью, и недвижимость продавалась за сущие копейки, если сравнивать с нынешними ценами. А деньги у Скачкова и Панарина были.
В зоне Радик был «отрицалой», противопоставляя себя лагерному начальству. Состоял в свите у законного вора, проповедовал блатные законы, на работы не выходил. Правда, длилось это недолго. Власть в зоне переменилась, блатных прижали к ногтю, Скачков, как он сам говорил, выпал в осадок. И к работам его приобщили, и дурь из башки выбили. Но не простили. Если бы не Панарин, не видать ему условно-досрочного освобождения.
Панарин и сам освободился досрочно. Он продолжил начатое в девяностых годах дело, целиком прибрав его к своим рукам. Умудрился и сохранить нажитое, и приумножить, сорвав банк на какой-то очень серьезной сделке. И при этом он не забывал о Скачкове. Отмыв незаконные капиталы, вложил их в ценные бумаги, часть из которых перевел на Радика. И третьему их другу, некоему Толику Ветрякову, кое-что перепало…