Стальной пляж
Шрифт:
Ну и мирок…
Я подобрала главу церкви и отнесла в подготовленную комнату. Там поставила его на стол лицом к телеэкрану размером во всю стену, который пока что был выключен. Затем постучала по крышке ящика:
— Вы там в порядке?
Он не ответил. Я повернула защёлку и открыла переднюю стенку, которая до сих пор показывала одинаковый фильм на обеих поверхностях — внешней и внутренней. На меня глянуло свирепое лицо.
— Закройте дверь! — рявкнул Перцер. — Осталось всего десять минут до конца.
Я извинилась и вернула стенку на место. Но тут же взяла испытанный гаечный ключ — я уже успела привязаться
— Ох, вы, оказывается, смотрели! — притворно огорчилась я. — Как неловко с моей стороны…
Я вытянула из стены шнур, подключила плеер, встроенный в ящик, к стенному телевизору и поставила звук на минимум. Перцер поворчал немного, но в конце концов не смог устоять перед магией танцующих за моей спиной картинок. Если даже он и заметил, что я позволила ему увидеть моё лицо, то нисколько не обеспокоился тем, чем это могло бы для него обернуться. Похоже, смерть занимала далеко не первую строку в списке его страхов.
— Вы же знаете, вас накажут за это, — произнёс он.
— Да, и кто же? Полиция? Или у вас в подчинении собственные карательные отряды?
— Разумеется, полиция.
— Полиция никогда не услышит о случившемся, и вам это известно.
Он лишь фыркнул в ответ. И фыркнул снова, когда я разбила экраны по обе стороны от него. Но когда я потянулась к вилке телевизионного шнура, он встревожился.
— Увидимся позже. Если проголодаетесь, кричите, — подмигнула я, выдернула вилку из розетки, и большой экран погас.
Мне было не во что одеться, сидеть сложа руки стало невыносимо, и я спустилась в вестибюль и принялась бродить по тамошним магазинчикам. Так я убила полчаса, но сердце было не на месте. Невзирая на все мои умопостроения касательно перцеров, я всё время ждала похлопывания по плечу и мелодичного голоса над ухом: "Надеюсь, у вас есть хороший адвокат?". Я выбрала первые попавшиеся просторные шаровары из золотистого шёлка и блузку им в тон — так называемую дневную пижаму — и купила, просто потому, что терпеть не могу шляться голой по общественным местам… ну и не в последнюю очередь из-за того, что по счетам платил Уолтер. Затем я подумала о Бренде, и во мне проснулся интерес. Я отыскала для неё похожий комплект в зелёных тонах, подходящих к цвету её глаз. Рукава и штанины пришлось сильно надставить, зато длина блузки оказалась как раз нужной: этот костюм предполагал открытый пупок.
Когда я вернулась в номер, Бренда уже не валялась на стуле. Я нашла её в санузле — она обнимала унитаз и плакала навзрыд. Со стороны она походила на гигантскую изломанную вешалку. Я почувствовала себя так низко, будто сижу на клочке туалетной бумаги и болтаю ногами — как выразилась бы Лиз. Я никогда раньше не пользовалась оглушариком и успела забыть, как от него бывает плохо. Но если бы помнила — то всё равно использовала бы его? Не знаю. Возможно.
Я опустилась на колени рядом с Брендой, обняла её за плечи. Она успокоилась
— Смотри, что я тебе достала… э-ээ… купила на твою кредитку, но Уолтер сегодня щедрый.
Она выдавила слабую улыбку и протянула руку, и я вручила ей обновку. Она попыталась проявить интерес, приложила блузку к груди… Я подумала, что если она поблагодарит меня, я разревусь и побегу в полицию умолять, чтобы меня арестовали. Но она лишь вымолвила:
— Красиво… думаете, это будет хорошо на мне смотреться?
— Поверь мне, — брякнула я.
Она выдержала мой взгляд, не дрогнув, и на этот раз не было ни её коронной извиняющейся улыбки, ни одного жеста из серии "не бейте меня, я беззащитна". Возможно, она немного повзрослела. Какой стыд…
— Не думаю, что поверю, — ответила она.
Я положила ей руки на плечи, близко взглянула в лицо и с чувством произнесла:
— Молодец.
Затем выпрямилась, подала ей руку, и она протянула свою. Я подняла её, и мы вернулись в гостиную.
Бренде стало немного полегче, когда она примерила одежду и принялась вертеться перед большим зеркалом, оглядывая себя со всех сторон. Это напомнило мне о пленнике, и я, приказав ей подождать здесь, отправилась его проведать.
Ему было далеко не так плохо, как я полагала, и я постаралась не показать, насколько это меня обеспокоило. Я не могла понять, в чём дело, пока не опустилась на корточки, так, чтобы наши лица были на одном уровне, и не взглянула на выключенный телевизор, в который он пялился.
— Ах вы хитрый шельмец! — вырвалось у меня. В тусклом зеркале пластикового экрана отражалась часть изображения с задней стенки ящика — той, к которой Перцер был обращён затылком и которая единственная осталась цела. Я не могла различить, что там шёл за фильм — да и сам пленник, скорее всего, тоже не мог, учитывая, как мало ему удавалось разглядеть, к тому же, без звука — но, по всей видимости, ему и этого хватало для поддержания духа. Я схватилась за ручку и повернула негодяя прочь от телевизионной стены. Он смотрелся любопытной деталью посреди комнаты — о таком интересном собеседнике можно только мечтать на любой вечеринке: бестелесная голова на толстом металлическом постаменте, а вокруг неё четыре столбика, и сверху плоская крыша. Как будто маленький храм.
Теперь Верховный Перцер выглядел встревоженным не на шутку. Я снова присела и осмотрела все занавешенные зеркала и стёкла — но не нашла ни одной поверхности, на которую могло бы падать отражение с экрана позади Перцера, если я включу большой телевизор, что я и сделала. Несколько мгновений я раздумывала по поводу звука, но решила его оставить, из тех соображений, что для пленника должно было быть более мучительно слышать фильм и не иметь возможности его видеть. Если же это окажется не так, я могу попробовать убрать звук через час или около того — разумеется, если у нас найдётся столько времени. Но посмотрим правде в глаза: если бы нас разыскивали, то довольно легко смогли бы найти. Я сделала голове ручкой, скорчила рожу в ответ на длинную тираду ругательств и вышла из комнаты.