Стальной подснежник
Шрифт:
– Нет, я ничего не вспомнила, – проговорила она, сплетая пальцы на колене. – Я бы даже эти барготовы кошмары потерпела, если бы в них снилось что-то дельное, а то ведь сплошная бессвязная дрянь.
– Какая дрянь?
Ло мученически возвела очи к уже знакомой наизусть росписи на потолке.
– Бессвязная, говорю же. То последний штурм Гвоздя, то я тону в Рудене, то вообще просто темнота и звезды разноцветные. Большие такие звезды, яркие…
– Звезды… И это все?
Кого-то другого она бы давно послала на аудиенцию к Барготу и его матушке, но Маркус имел право спрашивать. Потому что это он, не дождавшись возвращения
– Все, – буркнула Ло. – Маркус, ну не помню я. Силой своей… то есть чем угодно клянусь, – болезненно скривившись, поправилась она. – Вспышку помню, когда нас накрыло. Арчибальд закричал, тонко так, истошно… Я первой сознание потеряла, а они…
Ло содрогнулась, но упрямо продолжила, уставившись на колено:
– Они горели изнутри, выгорали дотла, понимаешь? Если бы… если бы я не слила резерв накануне…
– Ты ни в чем не виновата, – тихо и очень убежденно сказал Маркус. – Ло, ты не виновата, что осталась жива. Никто не мог знать, что вольфгардцы применят такое. Они же никогда не использовали боевую магию. Ведьмачью – да, но не наши боевые арканы.
– Ждали момента, значит, – невесело усмехнулась Ло. – Все эти разговоры о воинской чести, о клановой доблести… Они выждали момент – и ударили. А я нарушила устав, потому и спаслась. Случайно…
– Ты нарушила устав, чтобы спасти человека, – напомнил Маркус. – Ло, милая, мы стольких убили на этой войне. Ты имела право спасти хотя бы одного. Ты никого не предала тем, что выжила.
– Я нарушила Устав, – упрямо повторила Ло. – Мы должны были держать резерв на максимуме во избежание непредвиденных случайностей. Чтобы защитить взрыватель и активировать его в нужный момент. А я слила большую часть резерва на спасение этого мальчишки. Маркус, я ведь даже не видела его потом. Я даже не знаю, наш он был или вольфгардец, понимаешь? Он так обгорел… Форма почернела и впеклась в тело… Пресветлый, он обгорел совсем, как Этьен, только Этьен – сразу, мгновенно, а этот был жив и кричал, пока еще кричать мог…
Она склонилась еще ниже, почти уткнувшись лицом в колени, и Маркус пересел к ней, обнял за плечи, погладил по голове, как маленькую.
– Ло, милая моя, девочка… Ну прости, родная. Я не хотел бередить…
– Я ничего не помню, – измученно сказала Ло, – а ведь хочу вспомнить больше всего на свете. Нет, больше всего я хочу вернуть свою магию. А потом найти тех, кто убил Арчи с Колином, и убить их тоже. Маркус, это безумие?
– Для боевого мага? Для мага вообще? Или для простого человека? Ло, ты права во всех трех случаях.
Он обнимал ее так крепко и вместе с тем нежно, от него пахло хорошими мужскими духами, алхимическим кисло-горьким дымом и, совсем немного, самим Маркусом, здоровым молодым мужчиной. Значит, ее письмо выдернуло некроманта прямо из-за работы, и он кинулся сюда, даже не приняв ванну и не сменив рубашку. Ее Маркус, верный, заботливый, всегда готовый примчаться и спасти. Только вот теперь он ровным счетом ничего не может сделать.
– Я виновата в том, что нарушила устав, – тихо продолжила Ло. – У целителей дежурил совсем еще мальчик-адепт, ему не хватало сил. Он плакал, глядя на этих, последних… Я слила ему свой резерв досуха и сидела рядом, пока один мальчишка лечил другого. Будь она проклята, эта война… Я думала, что успею восстановиться, и вообще,
– И поэтому ты очнулась и смогла активировать взрыватель! – рявкнул Маркус. – И выполнить приказ! Хватит, Ло! Хватит выедать себе душу, слышишь? Если б ты погибла вместе со всеми, вольфгардцы вошли бы в Руденхольм! Тебе надо благодарить Пресветлого, что ты слила резерв, поняла? Иначе…
– Нет, Маркус, – устало покачала головой Ло. – Благодарить – не могу. Да, я его взорвала. Но как? Дознаватель спрашивал, а я сама не могла ничего ему сказать. Как я активировала проклятый взрыватель, если на это нужна была магия? Я же… я просто не могла! У меня не было ни капли силы…
– Значит, немного осталось. Всегда остаются какие-то крохи, даже если полностью выкладываешься. Ло, ключ от взрывателя был у тебя в ладони. Ты лежала рядом с передатчиком. Я сам тебя вытаскивал, тут не ошибешься. Больше некому было, понимаешь?
Ло глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Все, что говорил Маркус, было абсолютно логично и потому правильно. Никто не мог воспользоваться ключом, кроме тех трех, на кого он был настроен, – команды боевых магов Ордена. Даже любой другой маг. Ключ привязывали трижды: на кровь, на магию и на индивидуальный отпечаток души – во избежание предательства или ошибки. Арчибальд Леруазен, Колин Вестфален и Лавиния Ревенгар – лучшие из лучших…
– Но кто-то же ударил меня ножом, – еле слышно сказала она. – Маркус, кто это был? Арчи и Колин погибли, у караула внизу вообще не было доступа в башню, а я… Ладно, пусть я очнулась и каким-то чудом выполнила приказ… Но кто ударил меня ножом?
Резко и мучительно остро заныла спина. Шрам под лопаткой, совсем узкий, почти незаметный… Ло знала, что болеть у нее ничего не может – рана давно зажила, даже оставшийся внутри осколок притаился, ничем себя не выдавая до поры. Старик Эверард, лучший целитель Ордена и Избранник Милосердной Сестры, утешал, что маленькая стальная смерть может уснуть навсегда, затянувшись плотью, врасти в тело и стать безопасной. Повезло же Лавинии Ревенгар, герою Руденхольма, выжить после такого ранения? Может повезти и во второй раз по воле Благих Богов. Главное – беречься от потрясений, как физических, так и душевных.
– Не знаю, Ло, – эхом отозвался Маркус, на мгновение прижимая ее крепче, с какой-то исступленной тоской или виной. – Если бы я тогда пришел раньше…
– Ты и так пришел, хотя не должен был. Ладно, хватит… поминок. Просто…
Ло мягко высвободилась из его объятий и продолжила:
– Это не вольфгардцы, я уверена. Зачем бы им писать про моего жениха, в конце концов?
– Чтобы ты осталась в столице, и до тебя было легче добраться? – предположил Маркус, поправляя кружевные манжеты.
– Нет, это местный стиль. Наш, столичный. Язык цветов, иллюзия, даже письмо это. Думаешь, вольфгардец назвал бы себя моим другом? У них ведь как? Произнесенное или написанное слово получает силу клятвы. Это не они.
– Да, пожалуй, – задумчиво согласился Маркус. – И что ты решила?
– Не знаю. Меня мучает мысль, что этим письмом от меня чего-то добиваются. Только вот чего?
– А что, если тебе и вправду остаться?
Маркус был очень серьезен и сосредоточен, как перед тяжелым заклинанием или дракой.