Стальной прилив
Шрифт:
– Никогда бы не подумал, Сергей, что нам придется встретиться в подобных обстоятельствах!
– Главное, что ты цел!
– Надеюсь! – усмехнулся летчик. – Это сколько же лет прошло? Семь или восемь?
– Девять лет, три месяца и сколько-то дней, точно не помню. Не считал.
В недрах ангара раздался рев пожарной машины. Створки конструкции разошлись в стороны, и из темного зева сооружения вырулил десятиколесный тягач. Транспортер промчался по рулежной дорожке и, выскочив на бетонную поверхность ВПП, устремился к догорающему самолету.
Сергей поморщился и кивнул головой, указывая
– Машину подбили, надо понимать?
Немец нахмурился:
– Одна из ваших машин поймала меня на вираже. «Ястреб» словил пару пушечных снарядов, но уцелел и даже не загорелся. Двигатель вспыхнул во время посадки, когда я сбросил тягу до минимально допустимого уровня. К моему счастью, машина не взорвалась: горючее в баках кончилось.
Соколов поздравил друга с успешной посадкой и подвел к товарищу Матвиенко.
– Михаил, знакомься – мой старый друг, оберст Вольфрам Вольштадт. Вместе сражались в небе Заира.
Матвиенко скривил губу, но руки немцу не пожал, насмешливо протянул сквозь зубы:
– Добро пожаловать в Арктику, герр авиатор.
Холодность Михаила не смутила оберста. Вольфрам улыбнулся в ответ и произнес собственные слова приветствия. Сергей невозмутимо добавил:
– Вижу, вы нашли общий язык друг с другом.
Матвиенко усмехнулся, Вольфрам водрузил на голову шлем и поднял ранее брошенное оружие. Повертев в руках пистолет, немец передал его Михаилу.
– «Вальтер» мне больше не понадобится, война для мена закончена.
Летчики замолчали. Завывания угрюмого ветра прерывал далекий рев реактивных двигателей да умиротворяющее шипение брандспойтов. Пожарная машина «Звезды» боролась с последними языками огня. Густая пузыристая пена превращалась в вязкую, стремительно леденеющую массу, стекающую с крыльев и концевых частей фюзеляжа.
– Что же мы на ветру стоим! – внезапно опомнился Сергей. – Пошли в ангар, попьешь йодированного молока и подробно расскажешь о своих приключениях.
Оберст махнул рукой и зашагал за Сергеем.
– От молока не откажусь. После вашего тактического сюрприза чаю как-то не хочется!
Воздушная база «Граф Бернадотт». Ангары «Красной звезды»
20 ноября 2035 года, 8.20
Карты и электронные планшетки сгрудились в углу стола, Сергей решительно смел их с центральной части столешницы. Перед Вольфрамом появилась высокая фарфоровая чашка с отбитой ручкой, термос, наполненный горячим чаем, и тарелка с бутербродами. Вольштадт с благодарностью посмотрел на Эллис, но к пище не притронулся. Душу пилота пожирало тревожное пламя сомнений.
– Что будет с моими людьми? Нас интернируют или будут считать военнопленными? Как поступят с самолетами?
Эллис села напротив немца и с интересом произнесла:
– Вы ешьте, ничего с вашими ребятами не случится. Если командир дал кому-то слово, то сдержит его обязательно!
Вольфрам грустно улыбнулся:
– Я не сомневаюсь в словах Сергея. К сожалению, точка зрения ваших работодателей может не совпадать с точкой зрения полковника.
– Все равно, от еды отказываться не стоит, – вновь произнесла МакДевитт. –
– Вероятно, вы правы, – согласился Вольштадт. – Вы прикрывали рейд бомбардировщиков?
– Во время этого вылета у меня сбили ведомого.
Вольфрам внимательно посмотрел на собеседницу:
– Сочувствую и понимаю. Сегодня утром я тоже потерял пилотов, двух молодых парней. Одному было двадцать лет, другому семнадцать. Оба погибли, сражаясь с норвежскими перехватчиками.
Увидев, что девушка слушает, оберст продолжил:
– Летчик-истребитель постоянно рискует головой. Если подумать, работа в воздухе неизбежно ведет его к гибели. Невозможно сражаться десять лет кряду и ни разу не быть сбитым! Такого не бывает. Однако, отправляясь на вылет, всегда надеешься на лучшее. О возможных потерях стараешься не думать. Тем больнее сталкиваться с ними лицом к лицу!
Вольфрам поставил кружку на край стола и откинулся на спинку пластикового стула:
– Десять лет я странствую по миру, десять лет пишу похоронки незнакомым мне людям: матерям, женам, детям, возлюбленным тех парней, что доверились мне и не вернулись на базу. В начале карьеры я писал письма сам, садился за клавиатуру, придумывал текст, старался выразить в буквах свои мысли и чувства. Вновь и вновь переживал боль и отчаяние чужих людей. На прощение я не надеялся. Я молил родственников о понимании, но в ответ получал лишь презрение и проклятия.
Вольфрам замолчал на мгновение.
– Я пытался привыкнуть к потерям, не получилось! Погибшие товарищи оставляют в душе незаживающий след. Память о них терзает тебя изнутри, но ее нельзя отбрасывать в сторону, о ней нельзя забывать. Закроешься от страданий – потеряешь себя и в конечном итоге подведешь новичков, которые доверятся твоему опыту!
Эллис вздохнула, пододвинула к себе тарелку, ткнула в пищу алюминиевой вилкой. Молча проглотила первый кусок. Вольфрам пригубил бульон, но допить его не успел. Дверь комнатушки распахнулась, на пороге помещения появился Сергей и сопровождающий его советский офицер.
– Майор Стечкарев, – представился высокий военный.
Вольфрам поднялся со стула, приподнял руку, касаясь пальцами виска.
– Оберст Вольштадт, командир эскадрильи «Алмазные воины».
– Мне известно ваше имя и ваше воинское звание! – удовлетворенно отозвался майор. Положив на стол документы, офицер включил ноутбук и протянул Вольфраму распечатанный лист бумаги.
– Господин оберст, вы, безусловно, понимаете, что, приземлившись на территории противника, ваша эскадрилья попала под акт интернирования, определенный Женевской конвенцией 1949 года. Полный текст акта приложен к документации. Подписав бумагу, вы устраняетесь от дальнейшего участия в конфликте и обязуетесь сложить оружие. В противном случае, ваши люди получат статус военнопленных, а ваши машины будут реквизированы в пользу Союза Советских Социалистических Республик. Не забывайте о том, что военнопленные получают материальную компенсацию от нанимающей стороны. Интернированные пилоты разрывают контракт с нанимателем в одностороннем порядке, страховых выплат не получают, но остаются при своем имуществе!