Стальной волосок (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

— Ты вот создаешь все — таки…

— Не столько создаю, сколько стараюсь, чтобы он не попал в руки дураков… И мерзавцев…

— Граф, а кого на свете больше? Тех или других?

— Поровну, — сумрачно сказал Граф. — К тому же одно не исключает другого…

— Граф, а что делать?.. Ну, чтобы не становилось все хуже?..

Дед усмехнулся:

— Любовь Петровна тебе сегодня объяснила: мальчики должны больше читать Жюля Верна…

— Граф, я ведь серьезно…

— И я…

— Сейчас мало читают, — неохотно сказал Ваня.

— Но ваша — то компания читает… Особенно

этот удивительный Трофим Зайцев… Пришли тогда толпой, расселись в комнате, а этот субъект — сразу к стеллажам с раритетами. Я говорю: «Сударь, это старинные книги, вы не разберете…» А он: «Делов — то…» И смотрю: уткнулся в «Дон Кихота» конца девятнадцатого века…

— Тростик может… Он «Путешествие на бриге «Рюрик» осилил за несколько дней… — Ваня потянул со стола и снова повернул к себе снимок Саши Юхманова. — Граф, а вот он тоже, наверно, с малых лет книжки любил. Иначе не стал бы собирать библиотеку…

— Само собой… — сказал Граф.

— Вот… стоит и смотрит, как живой…

У Саши Юхманова было дружелюбное и в то же время смелое лицо. Пухлые губы и оттопыренные уши. «Наверно, как у Квакера в начальных классах», — подумал Ваня.

— Граф… его мы тоже запишем в нашу компанию…

— Кого? Этого морячка?

— Ну да!

Дед смотрел непонятно. Чуть печально и вроде бы с вопросом. Ване показалось, что он понял вопрос:

— Граф, а тебя мы давно записали! И Рема… Только не такими, какими вы стали потом, а такими, когда были, как мы…

Дед потянулся, взял у Вани фотографию, подержал перед собой. Уголком почесал подбородок.

— Ну, что ж… Спасибо за честь…

На следующий день Константин Матвеевич отсканировал и распечатал десяток снимков Саши Юхманова. Ваня раздал их каждому из друзей…

…Вот это все и вспоминал Ваня на дачном сеновале, прежде чем провалиться в кружение спутанных снов…

Красные капельки

1

Иногда хотелось одиночества. Не только Ване. Даже неразлучные Трубачи и Никель вдруг расходились по сторонам и бродили каждый сам по себе. Наверно, чтобы лучше впитать в себя лето, запахи созревших трав и звон кузнечиков. И подумать каждый о своем, вспомнить что — то…

Пошел Ваня однажды по лугу, сплошь поросшему высокой травой с зонтиками желтых соцветий. Луг полого спускался к Тараскульке. Оттуда доносились голоса местных ребятишек. Ване сейчас не хотелось встреч, он повернул на север, спиной к солнцу. Солнце привычно поджаривало плечи сквозь выгоревшую ткань. Она стала совсем белесой, куда девалась ее ультрамариновая окраска! И портрет Айвенго на груди стал почти бесцветным, из него торчали разлохматившиеся нитки. Трава гладила ноги, цветы оставляли на штанах и рубашке золотисто — серую пыльцу. На плечи садились невесомые пушистые семена. Все это говорило, что от лета остается лишь четвертушка, не больше. Вот и густой иван — чай отцветает — вместо розово — лиловых свечек появились мохнатые длинные головки. А теплые кучевые облака теперь уже с животами пепельного цвета — признак того, что не за горами осеннее ненастье…

А придет оно, ненастье

это, и тогда — что? Где будет шестиклассник Повилика, с кем?.. С прежними ребятами, в привычном классе? Ну что, ребята как ребята, никогда с ними Ваня не ссорился, делить было нечего… А чем делиться — было? Тайнами старых карт, загадками давних плаваний? Послушают, покивают, скажут с пониманием: «Про это игрушка есть на ди — ви — ди, «Открытия Колумба». Хочешь, дам? А ты мне что — нибудь про звездных флибустьеров…» А если с кем — нибудь куда — нибудь вместе? С кем, куда? Разве что на экскурсию в Бородинскую панораму или в Зоологический музей…

А что будет в музыкальном корпусе?

Квакер однажды смотрел, смотрел на Ваню как — то непонятно и вдруг сказал строчку старой песни:

Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты…

— Что? — не понял Ваня.

— Говорю: не твое это дело — военная музыка.

— С чего ты взял! — ощетинился Ваня. Как — то обидно стало: почему Квакер вдруг полез в его дела? Те, в которых Ваня и сам еще не может разобраться…

— А чего хорошего? Думаешь, сделают тебя дирижером кремлевского оркестра? Научат пиликать на флейте, и станешь рядовым капельдудкиным в гарнизонной музыкальной команде…

Ваня ощетинился еще старательнее:

— Ну и что? Не всякий музыкант — Башмет или Ростропович. Обычные тоже нужны. Что здесь плохого?

— Да ничего, — миролюбиво согласился Квакер. — Только если человек любит это дело. А тебе оно, как я понимаю, по фигу…

Квакер явно не хотел сказать плохого. И Ваня не хотел ссориться. Он ответил:

— А что делать — то? Меня и не спросят…

— Упрись…

— Ну, упрусь… А что взамен?

В самом деле — что? Если обычная школа, то ведь все равно…

«Эй, Повилика, там за тобой приехали!» И домой… И вечер все с теми же уроками. Или с дисплеем Интернета, где, как ни старайся, не найдешь родную душу. И к тому же: «Ваня, я много раз объясняла, что это очень дорого. А твой папа, как всегда, не спешит с алиментами…» Или телевизор с осточертевшей стрельбой, набившими оскомину мультиками и задерганными гитаристами, которые понятия не имеют о музыке. И с обязательными девицами без юбок…

Ваня перешел желтый луг и оказался у электромачты с оборванными проводами. Под мачтой лежал в клевере бетонный блок. На блоке сидел Никель.

Он сидел, наклонив плечи и голову и в опущенных руках, между колен, держал книжку «Мифы Эллады». У Вани с собой тоже была книжка. Разумеется, «Завещание чудака». Никель и Ваня разом посмотрели друг на друга. Никель улыбнулся. Не из вежливости, а хорошо так: видно, по правде был рад, что они встретились.

Ваня спросил:

— Можно, я тут посижу?

Никель торопливо подвинулся, хотя места на плите было на десятерых. Оба сразу поняли, какой получился анекдот. Засмеялись. Ник даже откинулся назад, вскинув колени. Книжка раскрылась, в клевер упал из нее фотоснимок. Тот самый — Саша Юхманов, мальчик в простреленном берете. Никель, кажется, смутился, но Ваня тут же сказал: