Стальные сны. Серебряный клин
Шрифт:
Мне следовало быть более осмотрительной. Ведь я подозревала, что у него свои планы. Всю жизнь меня окружают одни предатели. Но разве мне могло прийти в голову, что он и его Душилы с самого начала были заинтересованы не во мне, а в ребенке, растущем в моем чреве. Нарайян оказался непревзойденным актером.
Сволочь ухмыляющаяся. Вот уж Обманник так Обманник.
Я не успела даже подобрать ей имя, как они забрали свою Дщерь Ночи.
Мне бы следовало догадаться обо всем, когда меня ни с того ни с сего перестали мучить кошмары. То есть когда был совершен обряд посвящения.
Рам имел лишь желтый румель, он узнал, что они явятся за ней. Он убил четырех, если верить женщинам, а потом был сам убит Нарайяном. Он и его банда с боем покинули крепость. А я все это время валялась без сознания.
Но он за это заплатит. Я вырву сердце из его груди и заткну им пасть его богине. Они даже не подозревают, с чем им придется иметь дело. Моя сила вернулась ко мне. Они заплатят мне. Длиннотень, моя сестрица, Обманники и сама Кина, если только она посмеет встать на моем пути.
Будет им Год Черепов.
Я закрываю Книгу Госпожи.
Заключение
Там. Внизу.
Ветер беспрестанно гуляет по равнине камней. Он шепчет в бледных серых булыжниках, простирающихся от горизонта к горизонту. Поет среди разбросанных глыб. Он играет листьями и пылью, залетевшими сюда издалека, и шевелит длинные черные волосы на трупе, который лежит тут уже много десятилетий, иссушенный ветром.
Играючи, ветер кидает в разинутый в молчаливом крике рот мертвеца лист, затем выхватывает его оттуда.
Глыбы можно принять за развалины древнего города. Но на самом деле это не так. Слишком уж бессистемно и редко они расположены. И ни одна из них не опрокинута и не разломана, хотя в некоторых из них вековые ветра и выдули глубокие трещины.
А какие-то производят впечатление совсем недавних, от силы — вековых. Когда встает и заходит солнце, его лучи отражаются в них, отчего глыбы сверкают, словно золотые. Несколько недолгих минут на их поверхности горят призрачные лики.
Для тех, кого помнят, — это своего рода бессмертие.
Ночью ветры утихают и в долине сверкающих камней воцаряется тишина.
Серебряный клин
(перев. с англ. М. Петрунькина)
I
Этот дневник — идея Ворона, но чувствую, он вряд ли бы ею так уж гордился, доведись ему прочитать, потому что в основном я намерен говорить правду. Хотя он и лучший мой друг.
Если уж Ворону что втемяшивалось в башку, то он своего всегда добивался. Готов был переться хоть на край света, пока не сотрет ноги до самой задницы. А потом еще пару-тройку миль на честном слове. Полупомешанный, это точно. Псих. Не то убийца, не то самоубийца. Но парень что надо. Решил Ворон с тобой закорешить — и он твой друг до гробовой доски. И всегда до зубов вооружен.
Зовут меня Кейс. Филодендрон Кейс. Спасибо матери. Об этом даже Ворон не знает, и именно поэтому я и в армию подался. Чтобы быть подальше от всех этих жуков навозных, клеящих подобные имена
Если девочку зовут Ирис или Роза, ладно уж. Но вот одного моего братца назвали Фиалкой, а другого Петуньей. Что же это за люди, способные сотворить такое с собственными детьми? Чем, к черту, имя Палач или Костыль, к примеру, хуже?
Жуки навозные.
Всю жизнь в земле роются, с восхода до заката. Картошку копают. Кабачки растят. Лук, огурцы; салат-шпинат, морковку долбаную. Турнепс. До сих пор на дух не переношу турнепс. Даже свинье такого не пожелаю. Вот и связался с армией, как только смог улизнуть.
Они пытались остановить меня. Отец, дядьки, братья, родные и двоюродные. Да только ничего у них не вышло. До сих пор поражаюсь, как один старый сержант, постаравшийся выглядеть очень плохим, умудрился опрокинуть весь мой клан.
Потому и хочу стать таким же. Ну эдаким, который может только встать и так глянуть, что у людей ноги сразу трястись начинают. Только, думаю, с этим надо родиться.
У Ворона это есть. Один взгляд на того, кто надумал его обдурить, — и у чудака морда белей бумаги.
Ну вот, подался я в армию, там меня сперва поднатаскали, а дальше потянул я солдатскую лямку. Служил вместе с Пером и Странником, служил с Шепот. В основном, здесь, на севере. Что я нашел в армии — сам не знаю. Что служить, что картошку копать — почти без разницы. Но службу я знал, хотя стоило произвести меня в сержанты, как я тут же выкидывал какой-нибудь фортель и снова попадал в рядовые. Под конец я получил назначение в гвардию, в Курганье. Считалось, что это почетно, но я так не считал.
Вот там-то мы с Вороном и повстречались. Только тогда он звался Граем. Шпионил в пользу Белой Розы. А я этого не знал. И никто не знал, не то он давно бы уже червей кормил. Эдакий тихий, безобидный калека. Сам про себя он болтал, что служил с Хромым, пока ему в бою не изувечили ногу. Ютился Грай в заброшенной халупе, где устроился кое-как; на жизнь зарабатывал, выполняя за парней грязную работу. Платили гвардейцам неплохо, а девать деньги, кроме как на пьянки, им было некуда: на сто миль вокруг Курганья стеной стоял Большой лес. Поэтому дел у Грая хватало. Тут — обувку почистить или полы надраить, там — лошадей выскрести.
Частенько он прибирался в полковой канцелярии и играл там с полковником в шахматы. Там-то мы впервые и столкнулись нос к носу.
И все же с ним что-то было не так с самого начала. Безотносительно к Белой Розе было очевидно, что он не беглый фермерский сын вроде меня. И не какой-нибудь там парень из городских трущоб, подмахнувший контракт потому, что больше никак не умел распорядиться своей никчемной жизнью. Нет, в нем чувствовался настоящий класс. И он мог его показать, когда хотел. Он был образован, знал не то пять, не то шесть языков, умел читать. А как-то раз я своими ушами слышал, как Грай толковал с одним стариком о таких вещах, в которых я смыслил не больше, чем деревенский петух в грамматике.